пиво — каждый день.

— Но, лорд Фрэнсис, охотиться все же лучше не в одиночку, — мужчина вдруг нежно улыбнулся, и повернувшись к лестнице, сказал: «Лошади готовы».

— Я не сомневалась, сэр Роберт, — лазоревые глаза блеснули, и Мэри Кроу, чуть присев, сказала: «Рада вас видеть, лорд Фрэнсис. Моя сестра сейчас придет».

— Желаю удачной охоты, мисс Мэри, — вежливо сказал Ноттингем, и, когда они вышли на террасу, сопровождаемые собаками, пробормотал: «Господи, в ней веса — фунтов девяносто, не больше, какая там охота».

— Она позавчера уже убила оленя, — раздался с лестницы красивый, низкий голос Полли Кроу.

«Выстрелила прямо в глаз, он в кладовой сейчас висит. Здравствуйте, лорд Фрэнсис, — Мисс Полли, — он чуть покраснел и подал ей руку. «Наши лошади тоже ждут, я думал, может быть, к реке прогуляемся, там сейчас красиво. Отличная осень в этом году, деревья уже все золотые. А почему так тихо?

Девушка поправила темные локоны и улыбнулась: «Еще ведь завтрак не подавали, лорд Фрэнсис, это мы с сестрой ранние пташки».

— Я там взял с собой кое-что для пикника, — серые глаза Ноттингема ласково посмотрели на девушку, — хотя, конечно, это не итальянская кухня, а с ней, мисс Полли, ничего не сравнится».

— Как бы я хотела поехать в Италию, — вздохнула девушка, садясь на белую кобылку.

«Сколько вы уже в Риме, лорд Фрэнсис?»

— Почти пятнадцать лет, — ответил он, трогая коня с места. «Иногда я даже забываю о том, что я, вообще-то, — англичанин, мисс Полли».

Она посмотрела на красивую, с длинными пальцами, руку мужчины, что уверенно держала поводья, и, чуть вздохнув, ответила: «Тогда вам, лорд Фрэнсис, нужен кто-то, кто бы вам об этом напоминал».

— Я бы очень хотел, мисс Полли, — тихо сказал Ноттингем, — я бы очень хотел. Кстати, держите, это вам, — он вынул из седельной сумки маленькую книгу. «Вы говорили, что вам нравится Петрарка. Это очень удобное издание, небольшое, можно взять с собой, куда бы ни поехали».

— Например, в Рим, — дерзко сказала девушка, выпрямившись в седле.

«Господи, какие глаза, — подумал Фрэнсис, — таких глаз больше ни у кого в мире нет».

— Да, — ответил он, потянувшись, передавая ей стихи, — например, в Рим, мисс Полли.

Она на мгновение приложила книгу к смуглой щеке и улыбнулась.

Сэр Роберт Пули стоял, прислонившись к стволу векового, уже чуть желтеющего дуба, и ждал.

За кустами что-то зашуршало, и раздался шепот: «Держи!»

Роберт принял переброшенное платье, — простое, серое, и, рассмеявшись, нежно сказал:

«Могла бы и в доме переодеться».

— Да ну, — звонко присвистнули из-за кустов, — Полли бы мне выговаривать стала — мол, леди себя так не ведут.

Тонкий, изящный юноша в темных бриджах, белоснежной рубашке и камзоле черной кожи, выглянул на лужайку, и мужчина восхищенно проговорил: «Господи, какая ты красивая!».

Мэри Кроу оглянулась и, сворачивая на затылке светлые косы, ответила: «Поцелуй меня, только быстро, а то там уже просыпаются, неровен, час, сюда явится его светлость-младший со своими кембриджскими дружками, и егеря будет выгонять на них птицу, а эти оболтусы, сидя на стульчиках, — промахиваться».

Сэр Роберт Пули поцеловал свою невесту, — глубоко, так, что, Мэри, отступив на шаг, покрутив головой, заметила: «Сейчас, а то я что-то на ногах нетвердо стою».

Он только улыбнулся и предложил, передавая ей поводья гнедого жеребца: «Стремя подержать?».

— Это пусть граф Ноттингем моей сестре стремя держит, — съязвила Мэри и взлетела в седло, — они ездят шагом, беседуя о театре и поэзии».

— Во-первых, — сказал Роберт, когда они уже очутились в лесу, сопровождаемые охотничьими собаками, — отправимся к лисьим норам. Собаки хорошие, сама знаешь, парочку зверей мы точно возьмем.

Мэри похлопала по двум пистолетам в седельной кобуре и добавила: «И кинжал мой тоже со мной».

— Тот, что ты у придворного этого вашего Годунова украла? — добродушно спросил ее жених.

— Ну, это какая-то мелкая сошка была, — призналась Мэри. «А во-вторых?»

— Во-вторых, — мужчина помедлил, — помнишь того оленя, которого третьего дня загнали? Я уверен, что он тут не один был.

— Утрем нос этим щеголям, — рассмеялась Мэри и, внезапно погрустнев, сказала: «Если бы тебе не надо было уезжать…»

— Да я знаю, — Роберт взял маленькую, но сильную кисть, и поцеловал: «Ну что же делать, в Мадриде меня уже ждут, а какой смысл венчаться, если мы не будем вместе? Твоя матушка и наш общий знакомый оба правы, — поработай тут пока, наберись опыта, а потом поженимся, и тогда уже станет легче».

Мэри расхохоталась. «Как это ты сказал моей матушке? Здравствуйте, меня зовут сэр Роберт Пули, я только что вышел из тюрьмы и прошу руки вашей дочери?»

— Надо сказать, что твоя матушка и отчим даже глазом не моргнули, — добродушно рассмеялся Роберт, — сразу видно, их мало чем смутить, можно». Он вдруг остановил лошадь и сказал, смотря в лазоревые, веселые глаза девушки: «Господи, и как я выдержу эти три года — не представляю себе».

Мэри приложила к щеке его руку: «Но там ведь не опасно, в Испании? Обещай, как говорит наш общий знакомый, не лезть на рожон».

— Никогда этим не занимался, и уж, тем более, сейчас не собираюсь, — уверил ее жених. «Я, дорогая моя, еще хочу до старости с тобой дожить».

— Отец тоже хотел, — про себя, горько, подумала девушка. Она, закрыв глаза, вдохнула запах леса — свежий, волнующий. Пахло мхом, грибами, немного дымом, и она вдруг попросила:

«Потом отвезешь меня туда, к себе, на север, хорошо? Хотя бы ненадолго. Там же красиво у вас?».

— Очень, — тихо ответил Роберт, вспомнив бесконечные, рыже-зеленые холмы, серые валуны, и темную, холодную воду Твида, за которым лежала Шотландия. Он нашел руку Мэри и поцеловал ее — долго, не поднимая головы.

— Все будет хорошо, — мягко сказала девушка. «Ты вернешься, мы повенчаемся, и будем всегда вместе, до самой смерти. Смотри, собаки забеспокоились».

Роберт заставил себя оторваться от ее тонких пальцев и весело сказал: «Ну, вот и норы. За дело, дорогая моя, я хочу вернуться хотя бы с двумя лисами».

Каштановые косы упали на спину и Мирьям Кроу, восхищенно раскрыв рот, пробормотала:

«Какой большой мост!».

— В Амстердаме таких мостов нет, счастье мое, — рассмеялся Степан, и, расплатившись с перевозчиком, помог дочери выйти из лодки.

— А где наши вещи? — карие, обрамленные черными ресницами глаза с удивлением осматривали все вокруг. «Папа, а эта церковь, — она показала на собор Святого Павла, — тоже больше, чем Аудекерк, смотри. Тут вообще все больше, — Мирьям посмотрела на толпу, что наполняла полуденный Сити, на изящное здание Биржи и решительно сказала: «Знаешь, я рада, что буду тут жить».

— Ну, и славно, — Степан вдруг улыбнулся, вдохнув лондонский воздух, и вспомнил, как еще давно, почти тридцать лет назад, они шли с Петей есть устриц. «Смотри-ка, и подвальчик этот здесь, — про себя заметил Ворон. «Вот тут мы с Джоном и посидим, мне пусть рыбу пожарят, найдется же у них».

— Ты о чем задумался, папа? — озабоченно спросила Мирьям.

— О том, как люблю этот город, — тихо ответил Ворон.

— А почему ты тогда идешь в море? — девочка подняла голову и взглянула на него.

— Потому что море я люблю еще больше, — рассмеялся Степан. «Осторожней, тут лужа. А вещи наши — мои сразу в Плимут поехали, на корабль, а твои — к дону Исааку и его жене».