ее вокруг тут лежит. В Венеции редко кого хоронят иначе — только дожей».

— А как приходить на могилу тогда? — застывшими губами спросил сын.

Джон окинул взглядом черепичные крыши домов, толкающихся на кампо Сан-Поло голубей, внезапный, нежный свет из-за низких туч, и ответил: «Вот такой это город, сынок. Даже после смерти ты остаешься его частью».

— Маме тут будет хорошо, — внезапно проговорил подросток, и, наклонившись, прикоснулся к истоптанному, серому камню.

— Пойдем, хоть поспим, — вздохнул отец. «Меня вечером ждет дож, он уже прислал письмо с соболезнованиями. Но это важный обед, перенести нельзя. Тем более, мы уж скоро и собираться начнем».

— А что с комнатами станет? — спросил сын, глядя на резной балкон палаццо.

— Будем сюда приезжать, — Джон мягко подтолкнул сына ко входу. «Это ведь и твой родной город».

Когда они уже сидели у камина, дож Паскуале вдруг сказал, глядя на траурную повязку, что выделялась на белом рукаве рубашки Джона: «Мне очень, очень жаль, ваша светлость.

Ваша жена ведь была англичанкой, как я понимаю?».

— Да, — вздохнул Джон. «Но у вас в Венеции отличные врачи, сами знаете, поэтому я ее сюда привез. Что ж, — мужчина перекрестился, — упокой ее Господь в обители своей и дай ей узреть врата рая»

— Аминь, — набожно отозвался Чиконья. «Кстати о Боге, ваша светлость, — вы слышали такое имя — Джордано Бруно?»

— Что-то припоминаю, — нахмурился Джон. «Еретик, кажется, философ?»

— Именно, — дож потянулся за какой-то бумагой. «Во владениях Его Святейшества этого самого Бруно давно ждет костер, но, очевидно, он считает, что здесь, в Республике, мы не будем обращать внимания на его высказывания».

— А что, разве он здесь? — Джон поднял бровь и налил себе еще вина. «Отменный букет, — похвалил он.

— Это мне покойный папа Григорий подарил, — ответил дож. «Ему лет десять уже. Так вот, ваша светлость, к нам поступил донос на Бруно — вы представляете, какая наглость! Он не просто явился в город, но еще и обучает математике старшего сына семьи Мочениго. Знаете о них?

— Ну, кто же не знает, — рассмеялся Джон. «По-моему, несколько дожей были Мочениго?»

— Четверо, — подтвердил Паскуале. «Алвизе был последним, лет двадцать пять назад. Так вот, я вам зачитаю — он развернул листок:

«Я, Джованни Мочениго, доношу по своему долгу, совести и по приказанию духовника, о вещах, что много раз слышал от Джордано Бруно, когда беседовал с ним в своём доме. Он утверждал, что мир вечен и существуют бесконечные миры,… что Христос совершал мнимые чудеса и был магом, что Христос умирал не по доброй воле и, насколько мог, старался избежать смерти; что возмездия за грехи не существует; что души, сотворённые природой, переходят из одного живого существа в другое».

— Да, — заметил Джон, — одной фразы отсюда достаточно, чтобы угодить на костер.

— Именно, — дож сцепил пальцы. «Все же есть разница — вот вы, ваша светлость, тоже не католик, — старик помолчал, — но вы не отрицаете божественной природы Иисуса. К тому же вы — доверенное лицо ее Величества, не думаю, что даже сам папа Иннокентий стал бы вас жечь, — дож усмехнулся.

— А этот Бруно? — поинтересовался Джон, разливая вино.

— Какой-то нищий, что живет в грязном подвале, в Каннареджо, — поморщился дож Паскуале.

«Никто, в общем. Я даже не стал посылать стражу его арестовывать — до утра все равно он никуда не денется».

— Давайте еще выпьем, — спокойно сказал Джон и поднял бокал. «За процветание Венецианской республики и ее мудрого правителя».

Чиконья только довольно улыбнулся в ответ.

Слежку Джон заметил почти сразу, как вышел из Дворца Дожей.

— Вот же старая лиса его светлость Паскуале, — пробормотал разведчик, — небось, потом скажет, что заботился о моей безопасности. Ладно, — он свернул в узкий проулок, что вел к мосту Риальто, — убивать без нужды не хочется, но и тащить этого соглядатая в Сан-Поло, — тоже, ни к чему.

Он прижался к стене перед лестницей, что вела на мост. Вокруг было тихо, только издалека, с канала доносились голоса лодочников. Дождавшись, пока следовавший за ним венецианец прошел мимо, раздраженно оглядываясь вокруг, Джон неслышно оторвался от стены и ударил его по затылку.

Тот сразу же сполз вниз. «Неплохая штука, — подумал Джон, разглядывая бронзовое орудие, что он надел на костяшки пальцев перед ударом. «Тихо и быстро, в нашем деле это важно.

Молодец Мэтью, не зря он из Парижа это привез».

Устроив соглядатая на куче каких-то отбросов, Джон, при свете луны, осмотрел его голову.

«Ну вот, череп не пробит, просто потерял сознание. До утра он полежит, а утром нас здесь уже не будет».

Сын сидел при свече в детской, что-то записывая и тут же перечеркивая. Джон подумал:

«Все же неправа была Вероника, когда говорила, что маленький на нее не похож. Улыбка у него материнская».

Мальчик поднял голову. «Так, — сказал Джон, — одевайся в самое затрепанное, хорошо, что твоя мать ничего не выбрасывала, в сундуках все лежит. Бери кинжал и отправляйся за этим Бруно. Приведешь его сюда вместе с ребенком, и не выпускай, пока я не вернусь».

— А ты куда? — вставая, спросил сын.

— Тоже по делам, — через плечо ответил Джон. «И пусть не берут с собой ничего, да у них ничего и нет».

— Что-то случилось? — маленький Джон достал свою старую, изношенную рубашку.

— Случилось, — разведчик на мгновение приостановился. «Он же никогда не мог держать язык за зубами, этот Фагот».

— Кто? — непонимающе посмотрел на него сын.

— Кличка у него такая была, когда он на нас работал, — хмуро объяснил Джон. «На него поступил донос, утром дож пошлет в Каннареджо, людей, чтобы его арестовать».

— Но ведь они, же ничего не сделают с ребенком? — мальчик быстро одевался. «Там же совсем маленькое дитя, годика два ему, не больше».

— Не сделают, — согласился Джон. «Они просто оставят его в подвале, и ребенок умрет сам — от холода и голода. Так что давай мигом».

Подросток сунул за пояс кинжал, и через мгновение его уже не было в комнате.

— А теперь — лодка, — пробормотал Джон, спускаясь вниз, поворачивая в сторону рынка.

В таверне еще было шумно. Он зашел через кухонную дверь и едва слышно свистнул.

Высокий, мощный пожилой человек, что чистил рыбу, обернулся, и, едва увидев лицо Джона, вытерев руки о фартук, вышел во двор.

— Холодно как, — вдруг подумал разведчик.

— Так, — сказал он вслух, передавая письмо, — это в Рим, по обычному адресу, и, как всегда…

— Чем быстрее, тем лучше, — закончил пожилой человек и оба рассмеялись.

— На всякий случай, — подумал Джон, — я ведь знаю этого упрямца. Если ничего не получится, если его арестуют — его повезут в Рим. Франческо, конечно, в курии, но один он ничего не сделает. Нужен Испанец. Нечего ему торчать в Мадриде, пусть возвращается сюда, это уже безопасно. С королем Филиппом мы уж как-нибудь по-другому разберемся. А Испанца, учитывая его позицию в ордене, вполне могут посадить в трибунал святой инквизиции, что будет судить Фагота. Вот и славно».

— И еще, — Джон помолчал, — мне нужна будет лодка. На рассвете. Ты же еще водишь дружбу с контрабандистами?

— Вожу, — согласился хозяин.

— В Триест, — велел Джон. «А то там, — он махнул рукой на запад, — так просто будет не выбраться.