бросили в мрачную земляную тюрьму и посоветовали жрать червей, если они хотят сохранить свои никчемные жизни.

– Но я бы на вашем месте хорошенько поразмыслил сначала, – бросил турок-сельджук, предводитель отряда, – потому что смерть будет гораздо приятнее, чем то, что вам уготовано в будущем.

Братья скорчились на полу в темнице с низким потолком, где было невозможно даже встать, и погрузились в уныние.

– Прошу, прости, что довел тебя до этого, – произнес Уолтер. – Возможно, было бы лучше, если бы я остался в той камере, на милости Одо де Сент-Амана.

– Ты бы не дождался от него милости, брат. Что бы мы ни делали теперь, мы всегда будем вместе. Мы связаны рождением и, если будет нужно, умрем вместе.

– Но ведь ты потерял все – великолепные доспехи, прекрасный меч, волшебную астролябию… и даже золотые шпоры, пожалованные тебе королем Балдуином! Все! И самое ужасное, ты лишился даже своего коня. Они забрали Чародея.

– Это всего лишь вещи, – отозвался Эндрю, пожимая плечами в темноте. – Мне, разумеется, будет недоставать Чародея, но все остальное…

– В твоем сердце сейчас, должно быть, столько ненависти! Скажи, ты по-прежнему думаешь о своем обидчике, о котором ты мне рассказывал? Как его звали, Гарольд?

– Гарольд, сын мясника? Нет, уже нет. Когда-то моим единственным желанием было въехать в родную деревню в полном блеске и славе рыцаря-тамплиера и зарубить его на месте. Теперь же он ничего для меня не значит. Возможно, былые унижения необходимы? Или же нет. Я не знаю ответа, и мне теперь все равно. Я полон смирения. Пока мы ехали по бесконечным равнинам и горам, у меня нашлось время подумать о том, что все-таки значит быть рыцарем.

Война оказалась совсем не тем, что я себе представлял. Невозможно чувствовать ликование после битвы, не важно, победа тебе досталась или поражение, когда вокруг лежат тысячи павших. Люди, у которых были семьи – дети, жены, матери, отцы; все они будут страдать, узнав, что их сын или муж никогда больше не войдет в дверь родного дома. В такие минуты сердцем владеет лишь горе и – да, гнев. Гнев на самого себя, вызванный тем, что ты тоже приложил к этому руку. Я терял друзей на поле боя, видел, как падают враги, и задумался – чего мы этим добиваемся? Тут город для короля, там кусок земли для султана? А как же идеалы? Нам все равно не заставить других людей думать по-нашему, как и им не сделать из нас подобных себе. Война – это бесполезная, разрушительная стихия, и, когда она заканчивается, лишь сменяются имена правителей. Мы с тобой не станем лучше, если победим, к тому же за ней наверняка последует новая, в которой мы проиграем.

– Все тщета, – произнес Уолтер.

– Я стал рыцарем, – продолжил Эндрю, – потому что считал, что будет потрясающе возвыситься над меньшими людьми. Мне говорили, что тамплиеры – воины святого ордена, сильные, мужественные люди, оберегающие беззащитных паломников от нападения враждебных народов и диких зверей. Но это лишь на поверхности. Куда важнее ехать в бой за жирными баронами, чтобы они могли стать еще жирнее. Рыцарь – это орудие, используемое теми, за кем он следует. Как мой отец своим молотом кует подковы, так же и граф, лорд или барон роняет слова «честь и слава», чтобы сделать убийцу из человека с возвышенными, но не вполне верными идеалами.

– Ты стал философом, брат мой.

– В этом месте, – произнес Эндрю, оглядываясь в темноте, – где с нами только вши и крысы, философия приходит столь же естественно, как день, сменяющий ночь. Мы остаемся наедине со своими мыслями. В обычном течении жизни люди слишком заняты, чтобы размышлять. Лишь когда у нас нет иного выхода, поскольку больше нечем заняться, мы устремляем взор в глубь самих себя. Ты куда лучше меня, Уолтер. Ты ведь не сражаешься, чтобы заработать чужой кровью на хлеб.

– Я делаю мечи для тех, кто живет убийством, и с радостью получаю деньги за свой труд. Может, я еще хуже тебя? Ведь люди падают от руки того, кому я дал оружие, хотя они мне не угрожали лично. Я – тоже убийца, я убиваю чужими руками, Эндрю.

Тот только вздохнул.

– Что ж, теперь, когда мы обнажили свои души друг перед другом и, таким образом, исповедались, возможно, нам удастся оспорить свой приговор и отправиться в лучший мир, когда придет время?

– Я бы не рискнул полагаться на это, – ответил его брат, – мы можем попасть туда в тот самый миг, когда почувствуем себя такими умными и праведными.

Эндрю громко расхохотался. Уолтер тоже рассмеялся.

Охранник над ними забарабанил по решетке тупым концом копья и велел пленникам сидеть тихо.

Они засмеялись еще громче, приглашая его разделить с ними веселье.

На следующий день их снова провели по улицам города. Теперь в англичан летели уже яйца и камни. На ноги и плечи сыпались удары толстых палок. Проклятия и насмешки слились в нестройный рев. Братья решили уже, что их тащат на казнь или в пыточную камеру, однако, когда процессия достигла дворца, обоих пленников облили холодной водой из ведер, чтобы смыть грязь. Затем многочисленные царапины и синяки были обработаны целителями, наложившими на них различные притирания и бальзамы. Наконец близнецов облачили в простые белые туники и провели во дворец.

Сбитые с толку, они покорно шли по коридорам и внутренним дворикам, пока не оказались в огромном зале, где собрались придворные в дорогих одеждах. У входа красовались огромные слоновьи бивни. На стенах – бесценные гобелены. Занавеси из нанизанных на нитки жемчужин закрывали окна. В центре зала на троне восседал человек, чье роскошное одеяние свидетельствовало о богатстве и знатности. Возле него стоял огромный человек с обнаженным торсом, уперев в пол огромный скимитар, который, по всей видимости, заменял топор палача. Сидевшего на троне кормили лакомствами из рук прекрасные женщины – скорее всего, он был важным визирем, если не самим султаном. Поразмыслив, Эндрю остановился на втором варианте – никто не осмеливался смотреть незнакомцу в глаза.

Переводчик передал им значение сказанных этим человеком слов.

– Я султан. Падите ниц передо мной.

Молодые люди послушались. За каждым их движением наблюдал здоровяк, стоявший у трона с огромной кривой саблей. Эндрю и Уолтер коснулись пола лбами и ладонями.

– А теперь сядьте лицом ко мне.

Они опустились на пол, скрестив ноги и выпрямившись.

– Вы рыцари императора Мануила.

– Нет, – отозвался Эндрю. – Я рыцарь короля Балдуина Иерусалимского. Это мой брат, помощник оружейника.

– Вы пришли в мое королевство, чтобы убить меня.

– Нет, мы хотели лишь добраться до своей родины – Англии.

– Я могу в следующий миг отрубить вам головы.

– Да, – согласился Уолтер. – Это в вашей власти.

– Посмотрим.

Султан повелительно щелкнул пальцами, и тут же знать расступилась, образовав узкий коридор, вдоль которого выстроились мужчины. Каждый из них держал нечто, больше всего походившее на маленький мешок вроде тех, в которых держат муку. Они были туго набиты чем-то и превратились в небольшие вытянутые дубинки.

– Теперь вы побежите, – приказал султан, – и вас будут бить.

– Пройти сквозь строй… – пробормотал Эндрю. – Нас заставят пройти сквозь строй. Готов поспорить, эти мешки набиты камнями. Постарайся не потерять равновесия, Уолтер. Если упадешь – забьют до смерти, не давая подняться. Я побегу первым…

С этими словами Эндрю помчался по узкому проходу. Мужчины размахивали мешками, которые на самом деле были набиты песком, осыпая его ударами по плечам, голове, животу и спине, некоторые целились в почки. Все они были весьма чувствительными, но не смертельными. Вскоре за ним последовал Уолтер. Обоим братьям удалось добраться до другого конца дорожки, ни разу не потеряв равновесия. Они задыхались от бега, многочисленные синяки ныли, тела, которым сегодня снова досталось, ослабели от голода.