Вот я осмелела неожиданно Да как вдарю кулаком по его чешуе Изо всей силы прямо так и стукнула От души и без зазрения совести Да а чудище, чего ему сделается Не моргнуло ни одним из своей сотни рыл Ни одним псевдоподием не дрогнуло Как огромная стена стоит, ужасное А тогда я собрала себя да со всех сторон Схоронилась от него в небольшой орех Завернулась в колечко внутри ядрышка Зацепилась клыками за свой собственный хвост Я закрыла все свои восемнадцать глаз Поползли из них змеи чёрные Змейки юркие, уворотливые Во все стороны расползалися И как заползли они в горла чудищу Заползли ему в ноздри, в другие отверстия Заплелись клубочками, расплелись косой Разыгрались желудочными коликами А я была неживая внутри ядрышка Созревала до будущего времени Упадёт орех во сыру землю То-то из него кустарник вырастет Станет он питаться фотосинтезом Размножаться начнёт почкованием Вырастет в могучие заросли Образует чащобу непролазную Уж тогда не тронет меня чудище Не найдёт кого бы съесть во дремучем лесу А мои-то змейки порадуются Чехарду затеют внутри гадины Буду я хорошо расти Подставлять листочки ясну солнышку Не сломать всех моих многих веточек Нет у меня ни крови, ни печени Уж как ела меня образина жуткая Образина гнусная и противная Так и съела целиком, не поперхнулася Ничего-то от меня не осталося Ты иди теперь, чудо страшное Здесь тебе делать больше нечего Никого тут нет, посмотри само Только лес шумит, по ветру клонится. Этот плач я написала, на не помню который год мучения этой жестокой ревностью и обидой. Кстати, тут и описано решение проблемы, которое я постоянно находила — диссоциация и распад, исчезновение. Конечно, я никому таких стихов не показывала. Тут были слишком неблагородные чувства.
А вот благородные чувства: защитой было, например «глубокое» понимание воинской иерархии, иерархии вообще, в которой служить не является ничем позорным, а напротив, очень почетным, если ты служишь настоящему господину, воплощающему высшие принципы. Для этого АЧ должен быть идеальным, этаким истинным Царем, главой кшатриев, верховным администратором воинского ордена. Тогда то, что я ему служу — это круто. В этих отношениях, как и в паре учитель-ученик, нет пола, что дает возможность убежать от соперничества. Я с удовольствием ощущала себя юношей, мальчиком, служащим великому Магистру — у меня и раньше-то с гендерной идентификацией было не очень, и секс между мальчиками всегда нравился.
Другая защита была: «А зато меня тоже любит ЕП». Типа, такую же великую любовь, как у АЧ к ЮФ,
