действительно поговорила с ЕП! Возможно, думала я, произошел какой-то пробой ткани реальности, и я разговаривала не просто с дизайнером, а с тем самым духом, чрезвычайно дружественным, который говорит со мной и через ЕП, и говорил через АЧ тоже — то есть с Роботом, в терминологии Ордена.
Так я еще раз убедилась в действенности рекламы РоСД — я еще почти ничего не сделала, а уже такой эффект! Странные приготовления и действия и сработали тоже неожиданно! Сразу после этого я легко выступила в купальнике в этой передаче непризнанных талантов. Операторы, хотя и привыкшие ко всякому, все же несколько удивились, наблюдая мой номер.
Когда я приехала к АЧ, я просто лопалась от желания скорее поделиться своим счастьем, хотя что-то меня и останавливало. Наконец, я набралась храбрости и заявила: «А сегодня я разговаривала с ЕП! По телефону!». АЧ очень удивился, и я пояснила, что я имела в виду — что на самом деле потом это оказался дизайнер, но вначале точно был ЕП!
АЧ сказал на это — общайся больше с ЕП, спрашивай его, пиши ему! Это когда люди боятся реальных коммуникаций, они выдумывают им на замену мифические, а нужно развивать реальные. Я почувствовала себя чрезвычайно смущенной, ведь АЧ советовал мне приближаться к САМОМУ ЕП НАПРЯМУЮ — как будто так и надо было. Я ничего не могла сказать на это, потому что мне было ужасно неловко.
Ведь именно этого я и хотела больше всего на свете. Однако ЕП был не такой человек, с которым можно было легко налаживать контакты. Он вообще утверждал, что ничего человеческое его не интересует, а наоборот, даже активно неприятно. Я могла общаться с ним только как со старшим по званию в Ордене, очень официально. Тем больше меня привлекала его, как мне казалось, тщательно скрываемая, нелюбимая им — человеческая — ипостась застенчивого юноши, очень страстного, вероятно, девственника, нелюдимого, вызывающего насмешки у нормальных, считающего себя уродом, но преодолевающего это. Словом, я проецировала на него не только отца и возлюбленного, но и урода-стесняющегося-людей, который у меня также имелся в закромах. Впервые ощущение, что я урод, стало окрашено и приятными тонами — ведь ЕП так же вот считает себя уродом, но посмотрите как он борется с этим, как он заявляет, что он — Князь Мира, Сеньор и КО-медиум. С тех пор, как я ощутила свойства этого уродского образа, я никогда не чувствовала себя одинокой в несчастье — в те, раньше невыносимые, моменты, когда я ощущала себя ничтожеством, на бекграунде теперь был образ ЕП, который сейчас вот тоже где-то идет и ощущает себя ничтожеством, но — он же Принц! Я знаю, что на самом деле он — Принц! И Принц страдал вместе со мной. Это было большое утешение. Почти как одна из двух природ — человеческая — природа Христа.
Я всегда считала, что понимаю ЕП лучше всех остальных, потому что мы в чем-то очень похожи. Я даже пыталась объяснять другим разные загадочные высказывания или действия ЕП.
Это ощущение похожести было получено из слиянческой модели как идеала отношений, и к реальности, как я понимаю, не имело практически никакого отношения. ЕП с самого начала игнорировал все обращения к нему как к человеку и старался никогда не упоминать ничего в этом духе.
Сейчас я понимаю, что очень мало что знаю о ЕП как о человеке и судить толком об этом просто не могу. Тогда же мне казалось, что я хорошо понимаю его — и что он в меня влюблен. Иначе и быть не могло — на него отлично ложилась проекция архетипа Возлюбленного. На АЧ проецировать было труднее, потому что он был — вот тут, реальный, передо мной и мог говорить что-то совсем не то, что ожидалось по сценарию. А ЕП был доступен только в виде текстов, причем текстов особенных, чудесных. Так что он никак не мог помешать считать его Принцем, Царем Мира, и, одновременно — робким юношей с горящим взором, безумцем, нервическим, стесняющимся, страстно желающим невозможной любви, девственником-из- принципа. Он был звездой, вокруг которой кружились остальные, притягиваемые силой его желания, так я это воспринимала. И эта сила желания давала ему способность описывать неописуемые вещи, говорить так, что каждый слушатель зажигался его огнем — во всяком случае тот небольшой кружок постоянных читателей загорался, а другие меня не интересовали.
16. Деревенские менструации
Это была настоящая деревня — наш кружок читателей. Все в деревне друг друга знали хорошо, и каждый выступал в своем особом роде.
Типичная деревенская перебранка выглядела примерно так:
АЧ в трагическом тоне сообщает о том, что у него менструация и он нехорошо себя чувствует. Он спрашивает:
ЮФ отвечает:
Я тоже не могу молчать:
ЮФ оскорблено возражает:
Тут уже не выдерживает МН:
Не знаю, что имела в виду МН под такой минутой на самом деле, а я так поняла что это она о том, что мы с АЧ теперь стали близки, и он пишет о менструации имея в виду нашу близость, и МН это неприятно. Что же на самом деле имел в виду АЧ, когда писал эту ерунду, неизвестно, но, как я теперь знаю, совершенно точно не то, что я думала. Так мы и общались. Я следила за бесконечным потоком иносказаний, которыми обменивалась наша группа, вроде вот этого, и тоже старалась говорить на этом языке. При этом я не знала о чем собственно идет речь, и пыталась угадать настрой, оттенок, который в свою очередь должна выражать я, если остальные делают так-то и так-то. Это было как уравнение со всеми неизвестными. Я