Англичане и французы раскачались только 10 августа. Причем Лондон направил адмирала Дрэкса, не имевшего даже письменных полномочий, а французскую миссию возглавил генерал Думенк, начальник не слишком высокого ранга, не способный выходить за узкие рамки данных ему инструкций. Они настолько не спешили, что отправились в Россию не на самолете или поезде, а на корабле… Переговоры с ними все же начались. Во-первых, выяснить, с чем приехали новые гости. Во-вторых, показать миру, по чьей вине сорвались переговоры о едином фронте. А в-третьих, немцев на пушку взять, чтобы были уступчивее.

Все так и получилось. Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые готов выставить в состав объединенных вооруженных сил Советский Союз, представители Англии и Франции промямлили жалкие, чисто символические цифры. Эффективных военных соглашений с Москвой Лондон и Париж заключать и впрямь не желали, а делегатов слали только для того, чтобы собственную общественность успокоить. Это был не Мюнхен, когда прилетел Чемберлен, и вмиг все решилось. И в ходе переговоров западных и советской военных делегаций нежелание сотрудничества было продемонстрировано очень откровенно.

Кстати, односторонне обвинять Москву в двурушничестве и закулисной политике вообще неправомочно. Хотя бы по той причине, что и в Лондоне в это же время шли переговоры… с нацистами. Для Гитлера они были отвлекающим маневром, но англичане-то этого не знали. И к возможности антироссийского альянса британские правящие круги отнеслись совершенно недвусмысленно. В Лондон был направлен полномочный представитель Геринга тайный советник Вольтат. Официально — для участия в международной конференции по китобойному промыслу. А на самом деле — встречался и вел переговоры с Горацио Вильсоном, ближайшим советником и «серым кардиналом» Чемберлена. Что самое интересное, переговоры шли по инициативе британской, а не германской стороны. И Вильсон на них представил Вольтату план раздела мира. План, где Германии предлагалась Восточная и Юго-Восточная Европа. Тут уж не Мюнхеном, а «супермюнхеном» дело пахло — берите и владейте. И воюйте с русскими, а мы поможем. Активным сторонником дальнейших уступок Германии и антироссийского альянса с ней выступал и посол США в Лондоне Кеннеди.

1 августа советник германского посольства в Англии Кордт доносил в Берлин: «Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сферы интересов…» Обещает, мол, свободу рук в Восточной и Юго-Восточной Европе и не исключает отказ от гарантий, предоставленных «некоторым государствам в германской сфере интересов». То есть Польше. Кроме того, Англия обещала прекратить переговоры с Москвой и надавить на Францию, чтобы та разорвала союз с СССР. Так стоит ли удивляться, что на переговоры с советским руководством поехала делегация из второстепенных лиц без достаточных полномочий? Через свою агентуру в Лондоне Сталин о ведущихся там переговорах знал. И правомочно ли в таком случае огульно хаять его действия? Он ведь спешил, он стремился переиграть англичан в этом тройственном поединке.

Как ни крути, линия руководства Англии и Франции была ничуть не менее циничной и беспринципной, чем линия Кремля. А Гитлер этим пользовался, продолжал пудрить мозги Западу. 11 августа, в разгар подготовки к войне и к альянсу с Москвой, он счел нужным встретиться с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и сделал ему заявление: «Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну».

Тем временем советский пакт с Германией был согласован и утрясен. 19 августа Сталин неожиданно проинформировал Политбюро, что намерен заключить его. А германское радио передало сообщение, что рейх и русские договорились заключить пакт о ненападении 21 августа в 23 часа. Утром 22-го, когда Риббентроп летел в Москву, Гитлер провел в Оберзальцберге совещание с командующими видами вооруженных сил, где сказал: «С самого начала мы должны быть полны решимости сражаться с западными державами.

Конфликт с Польшей должен произойти рано или поздно. Я уже принял такое решение весной, но думал сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем…» На этом же совещании он говорил и другое: «С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным… Сталин и я — единственные, кто смотрит только в будущее… Несчастных червей — Даладье и Чемберлена, я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье… В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей. После смерти Сталина, а он тяжелобольной человек, мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства».

Нам неизвестно, был ли кем-то Гитлер дезинформирован насчет болезни Сталина или сам верил в то, во что ему хотелось верить (это с ним бывало), или просто очередной раз блефовал перед подчиненными (что за ним тоже водилось). Но отсюда видно, что стратегический план, о коем он говорил еще в 1932– 1933 гг., сначала покончить с Западом, а потом напасть на Россию, оставался в силе. По сути, это был вариант старого плана Шлиффена, который немцы пытались использовать в Первую мировую. Но план Шлиффена основывался на разнице сроков мобилизации Германии и России и расчетах пропускной способности железных дорог. Пока русские будут сосредотачивать свои дивизии, быстренько разгромить Францию, а потом быстренько перебросить все силы на восток. Гитлер же основал свой план не на таких технических (и в реальности невыполнимых) тонкостях, а на более надежных методах. Дипломатических.

Так что сближение с СССР было для фюрера в этот момент жизненно необходимо. Накладывался еще один фактор. Дело в том, что средства для экономического скачка в Германии, чудес «четырехлетнего плана», милитаризации промышленности, создания армии, авиации и флота были добыты нацистскими «финансовыми гениями» за счет грандиозных афер и авантюр. Вся мощь Третьего рейха базировалась на «финансовых пирамидах», которые вот-вот грозили рухнуть. Германия очутилась на грани чудовищного дефолта — он мог обрушить ее обратно в состояние кризиса и похоронить все достигнутое. Поэтому Гитлеру, как в свое время Вильгельму II, требовались уже не только территориальные приобретения, но и война сама по себе, как таковая. Война, которая спишет все долги и перечеркнет все проблемы. «Новый Мюнхен» за счет Польши, если бы таковой и состоялся, был фюреру абсолютно не нужен, даже опасен. Он боялся вмешательства в последний момент каких-нибудь очередных «миротворцев». Стало быть, и надобность в поддержании «дружбы» с Западом отпала. А для войны Гитлер мог найти «друзей» только на Востоке.

Англо-французская делегация в Москве узнала обо всем последней. Она 22 августа никак не могла разыскать Ворошилова. Советский маршал появился только после обеда и огорошил иностранцев заявлением: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен… Французское и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…» Вечером прилетел Риббентроп, и пакт был подписан. В дополнение к нему были оформлены секретные приложения, отдававшие Советскому Союзу Западную Украину, Западную Белоруссию и Прибалтику.

В Германии, между прочим, многие восприняли договор с СССР с радостью. Россия показала себя надежным и бескорыстным (внешне) другом немцев в самые тяжелые времена после Версаля, сотрудничество с нею продолжалось полтора десятилетия. А разрыв длился меньше 6 лет. Люди восприняли это как благоразумный возврат к прошлым, проверенным связям. «Догадывались» — вот, мол, какой умница наш фюрер! Подурачил Запад, чтобы добиться усиления Германии и округления ее земель, а потом восстановил прежний альянс.

Но так думали не все. Как уже говорилось, в верхах государства, а особенно генералитета, сохранялось недоверие к Гитлеру, боязнь, что его политика приведет к катастрофе. Подобная «оппозиция» брала начало еще в 1933–1934 гг., когда в тех же кругах жила уверенность, что удел фюрера — роль «мусорщика» и «ассенизатора» Германии. Призванного, чтобы навести порядок в стране, после чего он должен уйти и уступить власть более «достойным» по происхождению и положению в обществе. Именно здесь лежали корни «генеральской оппозиции». Она активизировалась всякий раз перед очередными внешнеполитическими бросками Гитлера, предрекая, что уж этот шаг точно обернется бедой. Но все сходило гладко, и «оппозиция» успокаивалась. Поскольку рисковать получаемыми от фюрера чинами, должностями, наградами тоже не желала (из-за этого я и беру слово «оппозиция» в кавычки).

Приближение войны с Польшей стало новым катализатором фронды. И особенно союз со Сталиным. Пророссийское крыло генералитета во главе с Бломбергом уже сошло со сцены. А среди аристократов и