Они замолчали и с удовольствием доели суп. Лалли все-таки решилась задать мучивший ее вопрос:

— Вы не страдаете от одиночества, имея только одну родную душу — мать, с которой так редко видитесь?

Хозяин убрал со стола пустые тарелки и, подкатив к столику тележку с подносом, предложил выбрать десерт. Потом удалился, оставив их одних. Тяжелые капли дождя стучали в стекло, и Лалли радовалась, что они сидят в теплой гостиной. Она задумчиво смотрела в темное окно, в памяти против воли всплывали поцелуи Кэма. Девушка чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы предаваться опасным воспоминаниям.

Она повернула голову к Кэму и поймала его взгляд. В колеблющемся пламени свечи его зеленые глаза казались бездонными.

— Я встречаюсь с матерью, когда она находит для меня время. Обычно раза два в год. В основном обмениваемся текстовыми сообщениями по мобильному телефону. Мне этого достаточно.

Потому что Дана не особенно интересовалась его жизнью, даже когда они встречались. Она почти не слушала Кэма, предпочитая говорить о себе. Лалли подозревала, что она редко отвечала на его послания. Женщина, которая считала подаренный ей дом наградой за то, что терпела сына в детстве, не заслуживала снисхождения.

— Она всегда была такой?

— Как сегодня? — Кэм пожал плечами. — Ей не хотелось нести ответственность за ребенка, но все- таки держала меня при себе. Думаю, она поступала в соответствии со своими представлениями о жизни.

— Переезжая с места на место. — Лалли сдвинула брови. Она старалась не делать поспешных выводов в отношении других людей, но иногда это давалось ей с трудом. — Не представляю, как при таких обстоятельствах вы смогли успешно окончить школу.

— Меня спасали книги. — Кэм слизнул с ложечки немного взбитого лимонного мусса. — В каждом городе, где мы останавливались, я прочитывал десятки книг из местной библиотеки. Они помогали справляться со школьной программой. Многие учителя относились ко мне с пониманием. Большую часть времени я проводил в одиночестве, пока мама…

— Не возвращалась?

— Да. Мы жили и путешествовали в фургоне. Тогда мне казалось, что большинство детей предоставлены сами себе. — Голос Камерона звучал вполне легко, но Лалли показалось, что он нечасто касается этой темы.

Этот удивительный человек был совершенно заброшен в детстве. Мать не скрывала, что он — обуза для нее. Почему Дана так жестока? О чем она думала тогда? Понятно, что только о себе.

«Кто ты такая, Лалли, чтобы судить? Ты разлучила с матерью не одного, а трех мальчиков».

— Наверное, бывали ночи, когда вы не знали, где окажетесь завтра? — Она старалась подавить чувство вины.

— Конечно, бывали. С другой стороны, я многое увидел: каучуковые плантации, автокемпинги, стоянки аборигенов, — неловко пошутил Кэм и, задумавшись, замолчал. Наконец со вздохом тряхнул головой: — Как вам нравится десерт?

— Вкусно. Хорошо, что я тоже взяла мусс. — Лалли обрадовалась, что они оставили грустную тему. — Страшно подумать, сколько в нем калорий. Даже в маленькой ложечке.

Как она и надеялась, Кэм засмеялся. Они доели десерт молча. Медленно смакуя кофе, заговорили о футболе, событиях в стране и о том, стоит ли в нынешней ситуации инвестировать в золото. Разговор получился интересным и непринужденным. Лалли радовалась, заметив в глазах Кэма почти сонное выражение.

Однако она понимала, что за умиротворением, похожим скорее на обманчиво-ленивую дрему кота, скрывается мощная внутренняя сила. Лалли ощущала, как медленно нарастает между ними чувственное напряжение, которое выражалось в обмене взглядами, интонациях голоса, долгих паузах в разговоре, маскирующих то, в чем оба не признавались.

Гостиная почти опустела. Кэм кивнул на чашку:

— Хотите, принесу еще?

— Пожалуй, хватит. Надеюсь, мне удастся хотя бы немного поспать этой ночью. — Она прикусила губу, потому что даже упоминание об этом звучало интимно.

— Пойдемте наверх, — сказал Кэм и взял ее под руку.

Ей показалось, она услышала в его голосе нотку обреченности. Или это игра воображения?

В молчании они поднялись вверх по лестнице. Шум дождя слышался здесь сильнее. Он глухо барабанил по железной крыше старого здания. Потоки воды собирались в желоба и обрушивались вниз по водосточным трубам.

— Буду ночью наслаждаться звуками разгулявшейся стихии, — заметил Кэм, открывая дверь в комнату. В их общую комнату, где, не сомкнув глаз, он будет сторожить ее сон всю ночь.

— Надеюсь, я не буду храпеть или разговаривать во сне. — На самом деле Лалли больше всего боялась, что непроизвольно прижмется к нему.

— Пусть это будет самая большая из наших проблем, — пробормотал Кэм, прикрыв на секунду глаза. — Вы хотите первой воспользоваться ванной, Лалли, или я пойду?

— Если не возражаете, я пойду первой. — Она собрала свои вещи и проскользнула внутрь.

Стоя под душем, Лалли пыталась взять себя в руки.

Когда она вышла, одетая в длинную спортивную майку поверх ночной сорочки и шортиков, он быстро взглянул на нее, задержав на секунду взгляд на стройных обнаженных ногах, потом отвел глаза и быстро прошел в ванную.

Все было не так страшно. Напрасно Лалли беспокоилась. Она сняла длинную майку и нырнула под одеяло с дальней стороны кровати.