Родителей беспокоило, что все начавшиеся перемены — временные, как НЭП в большевистской России. У них сработала поколенческая память, которой у сына как раз не было.
Марина Ходорковская: И я тебе скажу почему. Мне родители рассказывали. Когда НЭП начался, разрешили частное предпринимательство. И мама говорит, после голодных лет вдруг на базаре появились забытые продукты. Клубника в корзиночках… Еще же были живы предприниматели, и все это тогда очень быстро развернулось. Мама говорит: я пришла на рынок, и яичек десяток стоил какие-то гроши. Она купила, пришла домой и зажарила яичницу из всех купленных яиц, и они с отцом съели. Это был забытый вкус. Впервые за долгое время они наелись. А потом всех этих предпринимателей посадили и расстреляли. И вот это мне вбилось в голову. И когда вот это все началось (кооперативы, все) и Мишка стал этим заниматься, и у меня первый вопрос был: «А если все снова плохо кончится?» Он отмахивался: времена не те. А мне все казалось, что все вернется к прежнему…
К началу 1990-х таких центров НТТМ было 600, и их общий оборот, по официальным данным, на 1989 год составил 1,5 млрд рублей. Предполагалось, что система хозрасчета стимулирует производство.
Экономист Егор Гайдар, исполнявший обязанности премьер-министра после распада СССР, считал иначе — что горбачевские реформы способствовали наращиванию денежного навеса, а при диком дефиците товаров это разгоняло инфляцию и ускоряло гибель экономики. Многие эксперты считают, что Горбачев не понимал, какой механизм он запустил, не был достаточно экономически грамотен, чтобы просчитать риски.
Кирилл Рогов,
Команда
В то время, когда начали появляться НТТМ, Платон Лебедев, Леонид Невзлин и Михаил Брудно (будущие акционеры ЮКОСа) работали в объединении «Зарубежгеология». Все они оказались там в 1981– 1982 годах. Платон — экономист, выпускник Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Невзлин и Брудно — программисты. Невзлин закончил Институт нефти и газа им. Губкина. Брудно — Калининский политехнический институт. Обоим в 1981 году было по 22 года. Платон на три года старше.
Брудно и Невзлин работали в одном вычислительном центре, подружились. И, как все молодые советские инженеры, были озабочены проблемой, где бы подработать. Тем паче, что у обоих уже были семьи, а у Невзлина еще и дети. Подработать хотелось бы по профессии, но не всегда получалось, так что делали и то, что не по профессии: начиная с погрузки-разгрузки на овощных базах или в портах и кончая подработкой на розливе кваса в будке на Шаболовке. Разливали все лето 1986 года. Брудно ухитрился заработать на квасе на свою первую машину, сильно не новый 10-летний «Запорожец», который обошелся ему в 2000 рублей.
И вот, как гласит легенда, в один прекрасный день в 1987 году тогдашняя жена Брудно Ирина, посещая курсы то ли английского языка, то ли программистов, увидела объявление о центре НТТМ Фрунзенского района.
Михаил Брудно, акционер Группы МЕНАТЕП: Не видела она никакого объявления. Ира увидела Ходорковского. Она была на конференции для программистов на ВДНХ, которую организовал такой известный программист Перегудов. И там выступил Ходорковский. Пришел и сказал: «Идите к нам, все будет хорошо». Она рассказала, что он предложил заключать хозяйственные договоры через его центр, а он 30 % от суммы договора будет выплачивать исполнителям в качестве фонда заработной платы. Она рассказала мне, я рассказал Невзлину. Говорю: «Давай сходим посмотрим. Наверняка врут, наверняка кинут, но можно попробовать». Мы с ним делали договорные работы и получали за это ну полные гроши. И мы решили: попробуем сделать через этот центр один договор.
Мы пришли. Ходорковский занимал комнату № 7 во Фрунзенском райкоме комсомола. Ну, во-первых, я ему не поверил. Слишком сладко пел. И рассказывал что-то такое совершенно нереальное. Но убедительно.
Мы вышли из кабинета. Я сказал Лене: «100 % кинет». Ну ладно, а что мы теряли? Ну, сделали бы мы этот заказ без них за 20 рублей. А тут речь шла о нескольких тысячах. То есть мы рисковали 20 рублями и пятью ночами работы. Подписали договор.
Леонид Невзлин: Мы с Брудно не были активными комсомольцами, все, что об этом пишут, — ерунда. Брудно вообще подумывал об отъезде. А я еще боялся принимать такое решение. В этом смысле эта встреча с Ходорковским — историческая. Может быть, если бы не сложилось, то еще чуть- чуть — и мы просто отвалили бы.
Мы по смыслу поняли, что это то, что нам надо. Но как нормальные советские люди не поверили в то, что написано. Поэтому мы, не напрягая нервную систему, без иллюзий заработать пару тысяч рублей, решили попробовать. И стали делать свою работу и ждать свою зарплату. То есть те перечислили, эти получили… Это было в ноябре 1987-го. Нам сказали, что в январе мы получим свои деньги. Они тоже были заинтересованы в клиентах, конечно. И не позже февраля мы их уже получили. И это были деньги. Я думаю, что мы получили порядка 4000 рублей. Ну, это был удар по почкам, ты понимаешь. При зарплате в 120 (или уже было 160, может быть, короче, зарплата в 200 рублей уже считалась хорошей, доллар на черном рынке стоил 3 рубля). А тут получаем 4000 рублей. Не уверен, что мы рассчитывали на вторую… Но поскольку у нас были еще заказчики, то эта работа пошла.
Невзлин был первым из будущих акционеров ЮКОСа, кто перешел на работу к Ходорковскому. Довольно быстро, в течение полугода. Он ушел из «Зарубежгеологии», оставив там на всякий случай Михаила Брудно «держать поляну», пока не поймет, что все работает нормально.
Михаил Брудно: А нечего нам было ловить в этой «Зарубежгеологии». Я вообще с тоской смотрел на всю эту совдепию и пытался представить себя через 10 лет, чем я занимаюсь, и не мог. Я
