Вы знаете, как себя называет Каримов? «Честный солдат» (с генеральскими привилегиями). Если есть приказ — он не думает. В этом — его плюс для начальства и в этом — большой минус. Думать-то иногда надо.
Про закон, самостоятельность следователя, совесть работника прокуратуры — я не говорю… В случае приказа все — абсолютно пустой звук.
Причем в обычной жизни, возможно, он прекрасный человек, как говаривал Штирлиц про коллег из гестапо.
Судья Басманного суда Андрей Расновский, бывший сотрудник прокуратуры, санкционировал арест Ходорковского. Позднее пошел на повышение и был назначен судьей Московского городского суда. Обвинение в суде представлял прокурор Валерий Лахтин. Он же требовал ареста Платона Лебедева.
Ходорковский выслушал решение судьи, потом снял обручальное кольцо и часы, отдал Дрелю и со словами: «Ничего, такой экспириенс тоже полезен» — поехал в тюрьму.
Никогда больше Ходорковский не просил передать ему в тюрьму столь странные вещи, как в тот первый раз. Кто-то его научил, что записки надо писать на папиросной бумаге, потому что в случае шмона записку можно свернуть в папиросу и выкурить. А может быть, он, как и все мы, знал по книжкам что-то такое о записках из тюрьмы молоком на бумаге и прочие тюремные байки, которыми полнится наша литература с революционных времен. И еще он боялся, что к нему будут применять психотропные средства, поэтому старался первые пару недель не есть, только пил воду.
Антон Дрель говорит, что в общем был спокоен за то, как примут Ходорковского сокамерники: «У него очень высокий, почти недосягаемый порог чувствительности — он может разговаривать и найти общий язык с любым человеком».
МБХ: В тюрьме попал в большую камеру, но сначала был там один, потом перевели еще несколько человек. Они тут же наладили «дороги», по которым пошла почта, водка, продукты, сигареты. Нашлось несколько знакомых, в том числе один — в камере напротив. Я был поражен, узнав, сколько потерянных мной из виду людей на самом деле не уехали за границу, а сидят в тюрьме.
Не нервничал вообще. Есть, пить, писать письма отказался сразу. Вода — только из-под крана, и так до того, как разобрался в ситуации, — три недели.
Поведение при аресте или захвате в заложники — полезная наука. Рекомендую овладеть всем, кто занимается бизнесом, политикой или общественной деятельностью в России.
Важно принять все, как есть, важно разобраться в совершенно новой обстановке, важно получить информацию и сопоставить ее, важно не терзать себя надеждами на скорое освобождение и переживаниями за недоделанное на воле. Важно говорить только то, что ты хочешь сказать для своих целей, и ничего сверх этого. Оценить, как могут обернуться для тебя твои слова сразу после ареста, — задача непростая.
Что попросил принести из дома — не помню. Но книги, ручки и тетради появились у меня быстро. Без остального мне обходиться несложно.
Глава 3
Я хотел быть лучшим
Я — человек, не слишком любящий воспоминания. Моя память устроена таким образом, что откидывает все, не имеющее логической связи с настоящим или не наполненное эмоциональным содержанием. Последнее — редкость в моей жизни.
Тем не менее помню, что к лидерству стремился всегда. Мне нужно было формальное лидерство, организационная структура, поскольку мои родители так построили мою жизнь, что стать лидером шпаны у меня бы не получилось. Хотя я жил на улице Космонавтов — это широко известная в узких кругах зона «Мазутки»: уличные банды, драки улица на улицу…
Спорт, амбиции в учебе — я хотел быть лучшим. Как мне это привили — даже не знаю. Анализирую — и не могу понять.
С шести лет меня отдали в секцию плавания. Ездил через всю Москву, в бассейн «Локомотив». Больших успехов не достиг, хотя занимался по шесть дней в неделю. К 11 годам — третий взрослый разряд, здоровые легкие, выносливость (бегал по 15 км, плавал по пять). Однако полное неумение драться стало абсолютно неприемлемым для мальчишки моего возраста и в моем районе. Первое взрослое решение — бросаю плавание, иду заниматься борьбой.
Вольная, самбо, карате, бокс. Всего понемногу, не для спортивного результата — для драки. Бросил спорт в 18 (когда поступил в институт) — времени не было совершенно. Последний раз дрался в 23, как оказалось — из-за будущей жены. Так что все было не зря.
С 18 лет — бег, гири, когда появились — тренажеры. До ареста пробегал в день по пять километров. Плавать ненавижу. Видимо, в детстве «перебрал». В тюрьме привычка к ежедневным физическим нагрузкам помогает не распускаться.
К слову, в школе «для души» занимался футболом и хоккеем (у нас рядом был стадион «Спартак»). Травм набрал кучу. «Вылезать» начали где-то с 35 лет.
В общем, возвращаясь в детство, стать лидером в одном и проиграть лидерство в другом — для меня не вариант в то время. Позже, естественно, приходилось делать выбор, и не раз. Например, между институтской карьерой и миром бизнеса. Между банковским бизнесом и промышленностью. Между карьерой чиновника и свободой. Между свободой и собственным достоинством. Но позже.
Собственно, пионерия, а затем комсомол помогли реализовать лидерские качества, не потеряв достигнутое в спорте и учебе. Конечно, я упустил много чего другого. Но тогда такого осознания, что что-то упустил, не было. Да и сейчас не сильно жалею. В школе гулять времени не было: работа, спорт, химшкола. В институте студенческую жизнь видел лишь в стройотрядах: учеба, работа, «общественная нагрузка». Гулянки в общаге — более чем редкость, может быть, за все годы три-пять раз. Музеи, выставки, театры — все мимо. «Добирал» позже, не «добрал». Читал, правда, всегда и много.
Жили мы не слишком богато, поэтому вопрос денег стоял всегда. И чем старше я становился, тем острее. Как только появилась возможность заработать — немедленно воспользовался. Попробовал в 14 лет, а с 15–16 работал регулярно. Сначала на каникулах подрабатывал в булочной. Потом папа устроил дворником, потом — стройотряды, работа на заводах во время практики и каникул.
У меня была простая философия: когда есть время и деньги — надо их тратить. Если есть время, но нет денег — зарабатывать. И то и другое — интересно.
При всем при том мысль заняться спекуляцией даже не приходила в голову. Тогда перепродавали импортную технику, музыку, которую привозили из-за границы командированные. Фарцевали. Знакомых было много — и в спорте, и в школе, и в институте. Я ведь коммуникабельный и с весьма «широким кругозором» в технических вопросах. Сегодня думаю: смешно, ведь стоило лишь допустить такую мысль — заняться фарцовкой — и жизнь бы пошла совсем по-другому. Это точно. Стал бы зарабатывать много, решил бы, что институт — вещь не нужная, а формальная. Наладил бы отношения «с органами». Потом бы пожалел, но было бы поздно.
Жил, не заморачиваясь «идеологиями»
Я верил в партию, особо не интересуясь и не заморачиваясь «идеологиями». Вас это, возможно, удивляет, но вы — человек из другого мира.
