тщательно укрыв брезентом, 65 холодильников. Принимая у военного коменданта эшелон, Гордин не обнаружил ведерка для угля. Он возмутился и отказался принимать эшелон. Комендант станции отправления пообещал позвонить коллеге на следующую станцию, сказав, что там эшелон обязательно укомплектуют недостающим ведром. Когда эшелон прибыл на следующую станцию, в теплушку вошел комендант с ведром, поднял брезент, увидел холодильники и вызвал сотрудника ОБХСС. Сотрудник ОБХСС принял решение отцепить теплушку от эшелона для выяснения: кому предназначены обнаруженные холодильники. Комендант станции запротестовал, мотивируя тем, что нельзя разрывать эшелон и оставлять танки без охраны.
Когда эшелон прибыл в Тагил, теплушку вместе с танками на территорию завода не пустили, отцепили на станции Смычка и опечатали, а потом полтора месяца вызывали на допрос работников завода, сдавших деньги на покупку злополучных холодильников. К счастью, никакой крамолы в этом не нашли. Вот что может наделать одно угольное ведерко.
В начале февраля 1971 г., работая в НТК ГБТУ МО, я поехал в Забайкалье, где «объект 172М» испытывался в зимних условиях. Пошли в пробег. Температура ниже минус 40 °C. Поле ровное, с перекатами. Скорость доходит до 65 км/ч. Ведет машину водитель-испытатель опытного цеха Михаил Болтинов. Вдруг одновременно с подполковником В.Н. Кузьминым — руководителем представительства заказчика в Нижнем Тагиле, сидящим на месте командира, мы увидели прямо по курсу большую яму и, быстро нырнув внутрь танка, приготовились к удару. Но удара не последовало, поскольку на большой скорости танк перескочил через нее. Я попросил остановиться. Вылезли, осмотрелись. Яма оказалась танковым капониром. На следующий день я попросил съездить к тому капониру и замерить его. Глубина капонира оказалась равной 1 м 90 см, а длина ямы составила 5,9 м. При этом танк пролетел капонир, преодолев в полете 8,5 м. Растеряйся Болтинов, притормози или поверни танк — нам не миновать бы гибели.
По результатам множества испытаний «объекта 172М» и доработок его конструкции коллективом КБ под руководством сменившего меня В.Н. Венедиктова, он был принят на вооружение Советской Армии и стал называться «танк Т-72». Теперь этот танк известен во всем мире.
В начале ноября 1968 г. на бронетанковом полигоне проводилось совещание, на котором рассматривались различные варианты установки на «объект 172» зенитного пулемета. Наши представители считали целесообразным проектировать открытую установку, представители полигона — закрытую. Удалось отстоять наше предложение, и мы сразу же приступили к проектным работам. Работу развернули вовсю. Проектирование шло быстро. Но тут неожиданно приходит телеграмма за подписью Ж.Я. Котина, который к началу 1968 г. стал заместителем министра. В телеграмме предписывалось мне с бригадой конструкторов срочно прибыть в Москву для участия в совещании по зенитной установке «объекта 172».
Как правило, я ездил в командировки один, без помощников. На этот раз решил взять с собой ведущего конструктора Ю.А. Кипнис-Ковалева, участвовавшего в упомянутом выше совещании на полигоне. Прибыв в Министерство, узнаем, что Котина на месте нет, но имеется его распоряжение: Карцеву с бригадой прибыть в ГБТУ.
Приезжаем в ГБТУ. Заходим к председателю НТК ГБТУ генералу Радус-Зеньковичу. Я с вполне понятным возмущением спрашиваю его, чем вызвана необходимость нового совещания, если только неделю назад все было решено. Генерал промычал нечто невнятное и пригласил нас к начальнику танковых войск маршалу П.П. Полубоярову. Попросив нас подождать в приемной, генерал вошел в кабинет маршала. Пробыв там около часа, он вышел и попросил подождать еще…
Чтобы не терять времени, мы решили пообедать. Обедали наспех, думая, что опоздаем. Оказалось, наша торопливость была напрасной: генерал все еще совещался с маршалом. Прошло еще около полутора часов, время приближалось к 15 часам. Возмутившись бесплодным времяпровождением, звоню в Главк и спрашиваю, где сейчас находится Ж.Я. Котин. Мне отвечают, что, вероятно, в ЦК. Звоню в ЦК начальнику сектора В.И. Кутейникову и выясняю, нетли у него Котина. Узнав, что его нет и там, возмущенно рассказал все, что с нами происходит и все, что я об этом думаю. Владимир Иванович выслушав меня, попросил завтра зайти к нему в ЦК, а сейчас подождать еще немного в приемной Полубоярова.
Не прошло и трех минут, как дверь маршальского кабинета раскрылась, из него вышел сам Полубояров и пригласил нас войти. Входим. Вижу, что маршал сильно взволнован: у него трясутся руки… Генерал Радус-Зенькович лихорадочно листает телефонный справочник «кремлевки». Найдя нужный номер, генерал набрал его на диске и тут же передал трубку маршалу. Полубояров взволнованным голосом сказал: «Владимир Иванович, Карцев уже у меня. Вы же знаете, — я никогда не заставляю конструкторов ждать, всегда принимаю их вне очереди…» Еще немного и невнятно сказав что- то Кутейникову, маршал с явным желанием угодить представителю партии своей оперативностью, положил трубку. Далее состоялся буквально такой разговор:
— Так что у вас за вопрос?
— Никакого вопроса у меня к вам нет, товарищ маршал.
— И у меня никакого.
— Тогда позвольте нам улететь домой. Непонятно только — зачем нас вызывали. До свидания…
Мы с Кипнис-Ковалевым встали и пошли к двери. Внезапно вслед нам маршал закричал: «Вернитесь! Я, кажется, знаю, по какому вопросу вас вызывали». Мы вернулись. Преодолев достаточно быстро неловкость, которую он было испытал от нелогичности своего поведения, маршал пригласил нас сесть и начал убеждать отказаться от разработки открытой зенитной установки и приступить к разработке закрытой. Я категорически возразил, мотивируя тем, что зенитная установка закрытого типа, стрельба из которой может вестись только с использованием оптического прицела, будет неэффективным оружием, поскольку угол поля зрения такого прицела значительно меньше, чем у открытого диоптрийного прицела. Закончили мы тем, что он уступил.
На другой день, когда я пришел к В.И. Кутейникову, он, смеясь, спросил: «Ну как, здорово я вчера припугнул маршала?» «Да…» — ответил я. С Кутейниковым мы были знакомы давно. Как заместитель главного инженера Главка в Министерстве оборонной промышленности он в декабре 1954 г. был у нас в командировке целый месяц. После этого мы периодически встречались по работе. В аппарат ЦК КПСС его назначили в 1957 г.
Начался разговор. Кутейников зашел издалека: расспросил о наших делах. Зная стиль его работы, я ждал главного. Поговорив еще немного на второстепенные темы, он неожиданно сказал: «Окунев подал заявление об освобождении его от занимаемой должности директора завода по состоянию здоровья. Вместо него представлены две кандидатуры: первый секретарь парткома Хромов Иван Владимирович и первый секретарь горкома Колбин Геннадий Васильевич. Что ты по этому поводу скажешь?» Я ответил: «Хромов не годится. Вы испортите жизнь ему и заводу. Насчет Колбина ответить затрудняюсь. Я его видел всего раза четыре на совещаниях и конференциях, но у руководителей заводов он пользуется авторитетом».
— Разве он не с вашего завода?
— Нет, он с металлургического комбината.
