моментов слева от Дзинако, ниндзя горизонтальным движением справа налево буквально срезал с плеч голову самурая. Обезглавленное тело рухнуло на землю, заливая траву и листья алой кровью. Хосака дико закричал. Ничего не разбирая вокруг, он устремился на врага, нанося удары с невероятной быстротой. Но за кустом уже никого не было, только окровавленный меч лежал рядом с трупом Дзинако.

Ясутакэ с трудом остановил разбушевавшегося Хосаку, продолжавшего рубить окрестные кусты. Поняв, что враг ушел, Хосака опустился на колени вохте тела своего друга, и зарыдал. Они с Дзинако было как братья, так что смерть одного явилась тяжелым ударом для другого. Молодому Ямаскэ тоже было тяжело. Место боя представляло картину, ужасную для юноши, еще не закалившегося в битвах.

Повсюду кровь на желтых листьях. Кобэ лежит мертвый на спине, с сякэном в шее, Такуро без сознания корчится от боли, труп Дзинако валяется в луже собственной крови, Хосака рыдает над ним и держит в руках отрубленную голову друга, Ахито с распухшей ногой еле дышит неподалеку.

Торинобо Ясутакэ, держась за бок, где каждый вздох отдавался теперь болью в сломанном ребре, сказал:

— Надо двигаться дальше! Скоро стемнеет. Мы не можем нести Ахито и Такуро, но и бросить их здесь одних тоже нельзя. До ближайшей деревни еще не меньше часа пути. Кто-то должен остаться!

— Я останусь с ними, господин, — голос Хосаки ничего не выражал, как будто все на свете потеряло для него какое-либо значение.

Ясутакэ помолчал немного, раздумывая, и согласился.

— Хорошо. Только разведи костер. Здесь могут быть волки. Из деревни мы пришлем людей с носилками. Ниндзя сюда не вернется. Раненые ему ни к чему.

Он повернулся и зашагал по все той же едва заметной тропинке. Ямаскэ несколько секунд молча смотрел на Хосаку, Ахито и Такуро, а затем бросился догонять командира. В душе он не сомневался, что видит своих товарищей в последний раз.

Двое самураев быстро, почти бегом двигались через лес.

Они очень спешили. Нужно было, несмотря ни на что, выполнить задание, а также поскорее направить помощь раненым товарищам и оставшемуся с ними Хосакэ. Ясутакэ держался за бок, он тяжело дышал, почти хрипел. Ямаскэ тоже притомился, но он был очень молод, и, в отличие от начальника, ничуть не пострадал в схватке с ниндзя.

Узкая тропинка петляла между кустов и деревьев. И вдруг она вывела на хорошо утоптанную дорогу, по которой, очевидно, ходили намного чаще. Ямаскэ обрадованно повернулся к своему командиру:

— Ясутакэ-сан, смотрите, мы почти пришли!

В ответ Ясутакэ спокойно заметил:

— Мы еще не вышли из этого проклятого леса!

Словно в подтверждение его слов сзади раздался голос, от звука которого Ямаскэ даже подпрыгнул. Оба самурая одновременно обернулись и выхватили свои мечи. На тропе стоял человек в темном костюме, закрывавшем даже лицо. В руках у него не было оружия, но слева виднелась квадратная гарда короткого меча с черной рукоятью. За спиной неожиданно появившегося незнакомца солнце опускалось за горы. На фоне алого заката, в бликах света и тени, фигура казалась призрачной, чем-то таким, чего нет на самом деле. Однако голос не оставлял сомнений в реальности происходя шего.

— Господин Ясутакэ прав, вы еще не вышли из этого леса. И не выйдете без моего согласия. Выбирайте: либо вы отдаете мне письмо и уходите, либо…

Договорить он не успел, потому что ответом стал свист воздуха, рассекаемого взмахом клинка. Ясутакэ с криком устремился в атаку. Уклоняясь от выпада, ниндзя сделал колесо назад и укрылся за ближайшим деревом. Ясутакэ снова занес меч над головой, и стал осторожно приближаться к нему, готовясь нанести резкий удар. Растерявшийся в первый момент Ямаскэ крался следом, держа меч обеими руками возле правого плеча острием вверх. Но не успели воины броситься на врага, как тот выставил из-за древесного ствола трубку и дунул им в глаза каким-то жгучим порошком — сначала одному и сразу же — другому.

Почти полностью ослепшие самураи вынуждены были остановиться.

Чертыхаясь, они протирали слезящиеся глаза, но от этого жжение в них только усиливалось. С трепетом ожидали они рокового удара от своего противника, которого теперь совсем не могли разглядеть. Однако ниндзя ограничился тем, что выбил у них из рук мечи. Ясутакэ не растерялся, решение пришло ему в голову немедленно. Он резко прыгнул вправо, рискуя сослепу напороться на клинок неприятеля, на ходу выхватил вакидзаси и крикнул:

— Ямаскэ, короткий меч!

Произнеся эти слова, он начал быстро вращать вокруг себя коротким мечом, уподобляясь ветряной мельнице.

Ясутакэ надеялся быстрыми движениями наугад отбить очередную атаку врага и таким образом прикрыть себя на минуту-другую, пока в глазах хоть немного не просветлеет.

Ямаскэ понял замысел командира. Но только успел он взяться за рукоять вакидзаси, как на его руке сомкнулись стальные пальцы ниндзи. В тот же миг сильный толчок в спину бросил его прямо на размахивавшего мечом Ясутакэ.

Молодой самурай едва смог крикнуть — «Господин!» — как острая сталь пронзила ему правое плечо. Брызнула кровь, Ямаскэ схватился за рану левой рукой и осел на землю, вскрикнув от боли. Ясутакэ услышал его крик, ощутил, что куда-то попал мечом и все понял. Он отбросил вакидзаси в сторону и хотя глаза продолжали гореть и слезиться, через влажный туман сумел разглядеть распростертое на земле тело. Он упал перед юношей на колени, не думая в этот момент о себе. Отчаяние сжало ему горло словно клешня краба. В ужасе он воскликнул:

— Я его убил!

Ямаскэ поднялся на колени и, продолжая зажимать рану здоровой рукой, смущенно пробормотал:

— Извините, господин!

Звук его голоса вернул Ясутакэ самообладание. Он повернул лицо в ту сторону, где, как ему казалось, притаился ниндзя, и громко произнес:

— Эй ты, черный негодяй! Я не знаю, кто ты такой и откуда тебе известно мое имя. Но все равно ты подлец и трус! Если тебе нужно письмо, то попробуй отнять его у меня в поединке лицом к лицу. Я, Торинобо-но Ясутакэ, сын благородного Акиро-но Ясутакэ, вызываю тебя на честный бой! Или ты боишься?

Он умолк, прислушиваясь. Ни звука в ответ.

Ниндзя замер в двух шагах от хагамото. Он присел на корточки, чтобы самурай не ощутил его присутствия хотя бы по тени. Слова Ясутакэ не произвели на него ни малейшего впечатления. Эти самураи просто помешаны на своей чести! Главное — отнять письмо, честно или коварно, не все ли равно? Гордость, самолюбие, жалость — все это не имеет никакого значения для него. Надо кончать с заданием, еще немного и станет совсем темно. А путь еще так далек!

Ниндзя привстал, сделал два скользящих неслышных шага вперед и левой рукой обхватил корпус Ясутакэ, прижав левую руку воина к телу, и захватив пальцами кисть правой руки. Ясутакэ застонал от боли в сломанном ребре и от ненависти, попытался вырваться, но хват был железным. У него все помутилось в голове от дикой боли. Ямаскэ услышал его вскрик, попытался подняться, чтобы придти на помощь, но вновь упал на землю от сильного пинка ногой в грудь.

Одним движением правой руки ниндзя извлек письмо из-под нагрудной пластины панциря, сильным ударом локтя в голову поверг Ясутакэ оземь, и мгновенно исчез в лесной чаще, словно растворился во мраке. В это время пелена слез от порошка наконец-то спала с глаз хатамото.

Он отчетливо ощутил, что потерпел сокрушительное поражение. Письма у него больше нет, отряд почти весь перебит, враг ушел безнаказанно. Все потеряно навсегда. Единственное, что остается — смыть позор с себя, совершив сэппуку (ритуальное самоубийство).

Вздохнув, Ясутакэ подошел к Ямаскэ, помог ему сесть, приложил к ране целебные травы из своего мешочка со снадобьями, заботливо перебинтовал полосками одежды.

Потом сказал:

— Отправляюсь к богам наших предков. Приказываю тебе остаться в живых. Поможешь мне уйти в