пал от рук воинов Токугавы. Те и другие ненавидят сегуна. Что ж, можно сказать остальным, что путь свободен.

И вдруг земля перед ним словно взорвалась фонтаном желтых листьев. Сверкнула на солнце сталь, меч выскользнул из рук Хатиро и отлетел в сторону, выбитый мощным ударом. В следующий миг тонкая цепь захлестнула жилистую шею самурая, а сильный рывок повалил его лицом вниз. Что-то тяжелое прыгнуло Хатиро на спину и прижало к земле, едва не сломав позвоночник. Потом чья-то крепкая рука схватила его за волосы, повернув голову вправо.

Цепь на шее немного ослабла, ровно настолько, чтобы можно было дышать. Поверженный воин скосил глаза вверх, и едва не застонал от смешанного чувства огорчения и бессильной злобы: ниндзя! Сомнений быть не могло, кому же еще принадлежали эти холодные безжалостные глаза в прорезях черного капюшона?!

— Где письмо? — Хриплый, видимо, специально измененный голос не угрожал, но в то же время не обещал ничего хорошего. Было в этом голосе нечто такое, что вызывало непреодолимое желание рассказать все, что знаешь, только бы не слышать его больше, и не смотреть в бездонные черные глаза. Взгляд ниндзи парализовал всякую способность к сопротивлению, он пугал и завораживал одновременно. Хатиро начисто забыл о своем командире и самурайской клятве верности, о своих товарищах и воинском долге. Ему хотелось лишь одного: поскорее избавиться от пронзающего душу ледяного взгляда, не слышать больше этого хриплого голоса, забыться во сне, пусть даже сон этот окажется самой смертью.

— Письмо у нашего командира, оно спрятано между нагрудной пластиной и кожаным панцирем. Я сам видел, как он положил его туда.

Едва он произнес эти слова, как тяжелый удар раздробил ему висок и Хатиро навсегда погрузился во мрак небытия.

Солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом, а самураи по-прежнему лежали в укрытии, поджидая своего разведчика. Кони тихо ржали, требуя воды и корма.

Их владельцев тоже мучила жажда — несмотря на осень, солнце наполняло воздух зноем.

— Где же Хатиро? Неужели погиб? — Ясутакэ говорил вслух, обращаясь скорее к себе самому, чем к своим людям.

Те продолжали напряженно всматриваться в заросли.

— Если он вскоре не появится, станем прорываться вслепую. Побежим справа по склону горы вверх, чтобы уберечься от стрел за деревьями. Лошадей придется бросить. Без нашей помощи они не осилят подъем по такой крутой горе, да и заросли слишком густые для них. Через поваленное дерево мы их тоже не перетащим, враг не позволит. Будем держаться все вместе. Если попадем в засаду, то прорвемся с боем. А пока подождем еще немного.

Ясутакэ надеялся, что Хатиро жив. Ведь он старше всех в отряде, самый опытный среди них. Ясутакэ, которому едва исполнилось 23 года, был гораздо моложе сорокалетнего Хатиро, воевавшего в молодости под знаменами Тоётоми Хидэёси, первого объединителя страны Ямато.

Трудно поверить, что стать умудренный воин мог погибнуть, даже не подав сигнала тревоги. Скорее всего, он по-прежнему рыщет где-нибудь в чаще.

Однако время шло, а в лесу продолжала царить тишина.

Ни звука. Всякие сомнения исчезли: Хатиро мертв! Торинобо Ясутакэ одел шлем и слегка приподнялся над землей.

— Больше ждать нельзя. Уже трое наших мертвы. Если мы будем здесь лежать дальше, то не выполним приказ господина, и скорее всего погибнем. Возможно, они не идут в атаку потому, что их слишком мало для открытого боя. Не исключено, что они послали гонца за подкреплением. И в том, и в другом случае надо спешить. Пойдем на прорыв. Слушайте все. Если меня убьют, тот, кто останется жив, должен доставить письмо по назначению.

Ясутакэ похлопал себя ладонью по груди там, где была круглая пластина из полированной меди. Отцепив одну застежку, он показал подчиненным край бумаги и снова закрыл тайник. Самураи закивали головами, давая знать, что поняли командира.

— А теперь — вперед! Ясутакэ первым бросился в сторону леса, начинавшегося всего шагах в десяти от дороги.

Самураи последовали за ним. Бежать вверх по крутому склону, да еще в доспехах и с оружием, было очень тяжело.

Воины цеплялись руками за ветви деревьев, чтобы не скатиться вниз. Через пару минут все выдохлись, бег перешел в карабканье. Самый подходящий момент для внезапной атаки противника. Но тишину и спокойствие ничто не нарушило. Так никого и не встретив, самураи выбрались на ровное место. Там они залегли, кто за деревом, кто за кустом, чтобы отдышаться. Потом плечом к плечу, с мечами наготове, двинулись дальше.

Когда они удалились примерно на триста метров от того места, где попали в засаду, кто-то сказал:

— Похоже, что враг ушел. — Все мысленно согласились с ним.

— Мы не можем продолжать путь, пока не убедимся, что Хатиро в самом деле мертв. Может быть, он нуждается в нашей помощи. — Ясутакэ мало верил в собственные слова, но он должен был показать своим людям, что никого из них не оставит в беде, не попытавшись что-то сделать.

— В то же время нам некогда задерживаться здесь, шаря по кустам в поисках мертвого тела. Сюда в любой момент может нагрянуть враг. Ямаскэ, — обратился он к восемнадцатилетнему красавцу, — ты у нас самый горластый. Крикни три раза кукушкой. Если Хатиро отзовется, мы придем ему на выручку, если нет — значит, он наверняка мертв.

Ямаскэ повторил сигнал трижды. Настоящие кукушки почему-то давно молчали и Хатиро, без сомнения, должен был понять сигнал, если только он мог его слышать. Однако ответа не последовало. Ямаскэ хотел повторить крик, но Ясутакэ остановил его.

— Бесполезно. Он нас не слышит.

Отряд осторожно продвигался вперед, растянувшись цепочкой. Тропа была настолько узкой, что по ней не могли идти рядом даже двое. Первым шел Ахито, живший когда-то в этих местах и знавший поэтому дорогу. Ближайшая деревня отсюда в двух часах ходьбы через лес и гору, а от деревни до того замка, где можно взять лошадей, примерно пол-ри (около двух километров) по ровной дороге.

Ясутакэ следовал за Ахито, погруженный в невеселые мысли. Они уже удалились на четверть ри от засады.

Можно было надеяться, что опасности больше нет, хотя все оставались начеку. Ясутакэ тревожила не встреча с неведомым врагом, а совсем другая проблема. Отряд сильно задержался, даже загнав коней, они все равно опоздают теперь на пол-дня. К тому же трое его солдат заплатили своими жизнями за послание, содержание которого никому из них не известно. Единственное, что знал молодой хатамото — это то, что письмо очень важное, и что доставить его сегуну надо сегодня. Значит, либо они выполнят приказ, либо умрут. Третьего не дано.

Самураи не заметили, что на толстой ветви дерева, прямо над ними, распласталась фигура в черном. Снизу невозможно было увидеть ее из-за игры света и тени в густой листве, колышащейся под легким ветерком. Но отсюда сверху прекрасно просматривались фигурки в доспехах, с блестящими лезвиями мечей в руках. Ниндзя высматривал командира. По словам убитого им разведчика, именно командир имел при себе донос на имя Токугавы.

Если грозный сегун получит его, погибнет целый клан родичей. Такого поворота событий ни в коем случае нельзя допустить. Письмо должно быть перехвачено, а отправитель — покинуть этот мир, полный несовершенства и скорби.

Ниндзя проводил взглядом удалявшихся самураев и бесшумно соскользнул на землю. Он понял, куда те направлялись.

Ахито вел товарищей по едва заметной тропинке, змеившейся между деревьев. В правой руке он держал наизготовку обнаженный меч. Ноги в мягких таби (тапочках с ответвлением для большого пальца)