-Что?
-А ты думаешь, я от мидихлориана рождён? У меня, как и у всех людей, был отец. Беглец от джедаев. Из сельхозкорпуса. Нашли и убили. Мать видела. И вот эта прививка против Ордена и добрых рыцарей была для меня почище всего остального.
Люк раскрыл рот, выпучил глаза и с этим классическим выражением изумления воззрился на отца.
-Мой дед был джедаем?!
-Твой физический дед был отбраковкой от джедаев, - ответил Тёмный лорд. – В сельхозкорпус сгоняли не неспособных, а опасных. Неспособность быть джедаем означала неспособность смирить свои эмоции, контролировать свой темперамент. Дети, которых опасно учить. Кстати, Оби-Ван чуть не попал в эту категорию.
-А?
-У него темперамент ещё тот. И упрямство. И гордость. И желание быть первым. И неумение контролировать свой гнев, - Вейдер хмыкнул. – Впрочем, на Совете он был признан на грани годности и допущен к тестовой проверке. Отдан в руки профессионала. Естественно, о проверке тот не знал. Его просто отправили в сельхозкорпус. И якобы случайно пересекли с Куай-Гоном. Да, я сейчас тебе о нём говорю, а ты вообще сам что-то знаешь? Или распространить?
-Знаю. Я читал… профессионал?
-Да. Профессионала по слому. Впрочем, извини, это был, конечно, не слом. Это было наглядная демонстрация того, как плохо быть не в Ордене. Нет, даже скорей – как плохо стать отщепенцем от Силы. Куай обладал могучей харизмой. Он не был законником и педантом. Он даже спорил с Советом по поводу того, что кодекс – это мёртвая догма, и хорошо бы, если б хоть часть Храма видела за мёртвыми строчками кодекса живую Силу. Он, я думаю, что-то видел в своей жизни. Что-то совершенно потрясающее. И он чувствовал гораздо больше, чем другие. Но смысл? Он был сам по себе – но внутри, в рамках. Никогда против Храма как такового, просто вдохнуть новую жизнь. Он был неплохим человеком… но более он был рыцарем. Идеальным рыцарем, в какой-то мере. Идеальным не в смысле каноническим, а по мозгам и по душе. Совпал. Он был таким, потому что хотел. Потому что нашёл в этом себя. Потому что… поверь, он был действительно очень неплохим человеком. Насколько мог себе это позволить. Я-то разглядел, - усмешка из-под маски, - и даже использовал. Не знаю, что бы получилось. Но сейчас я рад, что меня воспитывал Оби-Ван. Меньше соблазна туда – ухнуть. Ухнуть в
-Па…
-Молчи. Слушай. Татуинский фермер, борец за торжество демократии. Демократия никому ничего не навязывает. И никогда не вмешивается. Пока не захотят добровольно. Ну прямо как светлые джедаи. Этот человек, мой отец… я знаю, потому что ощущал в её воспоминаниях – он просто однажды появился рядом. Потому что понравилась. Он не мог её выкупить и никогда не строил иллюзий на этот счёт. Он сам был беглец, причём недоученный, который не умел использовать Силу. Была ли это любовь? Вряд ли. Скорей обоюдное желание тепла. И крохотная иллюзия жизни, которой был лишён каждый. Могила моего отца на Татуине. Могила моей матери – там же. А моя была бы на Мустафаре, если бы я не выжил. Эта планета, которая породила меня и тебя, Люк – планета, которая принесла много боли. И это не закончилось. Но мы живём. Мы живём…
И всё-таки я тогда думал, что смогу не дать ей умереть. Думал, ещё немного – и я заберу её оттуда, потому что сам выберусь из Ордена. Я уже давно рассчитывал на Палпатина. Канцлер не скрывал, что такой союзник был бы ему кстати. Я думал об этом. Ну, а потом. После Геанозиса. После Татуина. Когда остался только я. Когда даже женщина рядом со мной мне не помогала…
-Моя мать?
-Да. Как только я чуть оклемался после операции по насадке протеза, я пришёл к канцлеру. Предложил союз. И он его принял. Мы бы договорились всё равно. Но тут ещё вмешалась случайность. Которая то дарит, то гадит. Со мной что-то случилось. Не знаю, что. Я упал в обморок. Прямо у него в кабинете. А потом не приходил в себя неделю. Какой-то капитальный бред. Обморок, болезнь. Возможно, от перенапряжения и обычной необходимости держать всё в себе. И ничему не давать выходить наружу. Вышло. Вышло всё. Если бы это услышали в Ордене. Если бы почувствовали… Я выговорился и эмоционально, и словесно – за все свои десять лет. Канцлер оставил меня при себе. Не дал забрать в лечебницу Ордена. Не объясняя мотивов, отказал тем, кто пришёл. А мотивация была, потому что он уже наслушался того, что я наговорил. И наощущался моих эмоций. Ему пришлось меня прикрыть. Силой. А потом пришлось сказать, что он ситх. Потому что, когда я очнулся, я в полубреду ощутил, что на меня воздействуют. Прикрывают. И не разобрался. Решил, что Орден. Что я в Ордене. Голова ещё не работала. Только ощущения. И я тут же попытался убить. Потому что меня б не оставили в живых за такое. Предварительно вытащив всё. Помню, как человек одновременно блокировал мою атаку в Силе, поглощал, чтобы никто не услышал, и говорил: Анакин, это я, я одарённый, это не Орден, я просто одарённый, тот самый ситх, за которым вы все гонялись… Я понял… не сразу. Это было гигантское облегчение. Ощущение того, что я нашёл… что всё теперь на своих местах. Не просто политик и друг – учитель. Тот, кто сможет многому научить. Тому, что необходимо… Я сказал: хорошо, - откинулся обратно на подушку и отключился. Это и была моя клятва верности, наверно. Потому что больше ничего в таком роде я не произносил. Мы просто друг друга нашли. Я – того, кто может дать мне Силу. И весь мир в придачу. Он – того, кто станет одним из сильнейших помощников, союзников, учеников. Вот и всё. А привязанность пришла позже. Настоящая. И как-то сама собой. В ходе совместной работы.
Он усмехнулся.
-Ссссила великая, - сказал Люк. – Ох…
-Может, я тобой эмоционально манипулирую? – вкрадчиво спросил Вейдер.
-Дурак ты, папа, - сказал Люк и заплакал.
Вейдер не утешал его. Он стоял, задумчиво смотрел на сына и что-то решал.
Без промежутка.
Бой.
Пламя ступни жжёт углями,
Воздух выжигает пламя,
И, касаясь, пузырями
Оставляет ласки след.
Я смеюсь и задыхаюсь,
Я от боли спотыкаюсь,
Но прорваться не пытаюсь
За огонь, за боль, за бред.
Это пламя – смех до боли.
Что-то там с твоей судьбою?
