Однажды, когда Галина и Орыся сидели у окна и молча кончали какую-то работу, внимание их привлек шум, раздавшийся на дворе. Выскочив поспешно в сени, они увидали, что в замке происходило что-то необычайное. Толпы людей бежали с громкими криками к воротам и стенам замковым. Издали доносились какие-то неясные звуки медных инструментов, конского топота и громких возгласов толпы.

— Что это случилось там? — произнесла встревоженно Орыся. — Побежим посмотрим.

Обе подруги выбежали из хаты и последовали за толпами бегущих людей. Вскоре они достигли городских стен, которые буквально чернели от покрывавшей их массы людей. Когда Галина и Орыся взобрались на стену, глазам их представилась следующая картина.

Узкие улицы нижнего города Чигирина, расположенного у подножия замка, были залиты колоннами турецких войск, стройно подвигавшихся к замку. Весеннее солнце ярко играло на богатом вооружении всадников, на их белых чалмах, на знаменах, на пестрых конских бунчуках, на трубах и литаврах гарцевавших впереди музыкантов. Собравшиеся на стенах зрители молча и угрюмо смотрели на эту картину; вид этих всадников, с смуглыми, зверскими лицами, так смело въезжавших в стены Чигирина, не возбуждал в них, видимо, радости и надежды.

— Порадники! Оборонцы! — раздалось чье-то горькое слово в толпе.

— Эти оборонят! — заметил со злобой другой голос.

Послышались тяжелые вздохи.

Галина молча смотрела на блестящие колонны турецкой конницы, затоплявшие Чигирин, но не видела их, слезы закрывали ей туманной пеленой глаза. Появление этих войск возвещало уже близкую разлуку с Мазепой, разлуку, о возможности которой она и не помышляла, и не думала никогда.

Вечером того же дня Мазепа вошел в хату Остапа более веселый, чем он являлся обыкновенно за это время. В руке у него была какая-то бумага.

— Ну, Галина, — произнес он торжественно, — окончилась уже наша мука!

— Что? Что такое? — выговорили разом Галина, Остап и Орыся.

— Вот твоя свобода, — отвечал Мазепа, показывая бумагу. — Теперь уже ничто не может помешать нам злучиться навек! — и так как Галина все еще смотрела на него недоумевающими глазами, то Мазепа прибавил: — Патриарх разрешает тебя и шлет нам свое благословение на брак.

— Иване! Коханый мой! — воскликнула Галина, захлебнувшись от восторга, и, забывая, что в хате, кроме нее, находятся еще Остап и Орыся, бросилась Мазепе на шею.

Но никто не осудил Галину за этот порыв.

Как солнца луч, прорвавшийся сквозь тучи, освещает сразу всю природу, так и луч счастья, ворвавшийся в эту хату, сразу же осветил и оживил лица всех присутствовавших. Остап и Орыся окружили счастливых обрученных. Послышались горячие поцелуи, горячие приветствия, поздравления с новым счастьем, пожелания всего лучшего.

Галина, с блистающими на глазах счастливыми слезами, держала Мазепу за руку, словно не хотела и на минуту расстаться с ним.

— Когда же свадьба, Иване? Когда? Завтра, послезавтра? — спрашивала она наконец, когда прошла первая минута бурной радости.

— Ге, швыдкая ты какая, — усмехнулась Орыся, — да ведь теперь нельзя венчаться.

— Нельзя? Почему же?

— Вот, глупая! Да разве ты не знаешь, что постом нельзя венчаться?

— Так сколько же нам еще ждать, Господи! Целых четыре недели?

— Нет, еще больше, целых пять.

— Господи, что ж это такое, Иване! Опять нельзя… — Галина обернула к Мазепе свое печальное лицо. — Нет, видно, никогда уже не дождаться мне счастья… никогда… никогда…

Губы Галины задрожали.

— Ну, чего же ты журишься, дытыно? — обратился к ней ласково Мазепа. — Больше ждали — меньше ждать осталось. Да и что может теперь нам помешать? Ничто на свете. Вот и мать прислала свое благословенье! Пост пройдет, тогда и свадьбу сыграем.

— Ну, да и погуляем же мы тогда! — вскрикнул весело Остап. — А теперь, Орысю, принеси-ка нам найлучшего меду, надо выпить на радостях да кинуть лихом об землю. Хай ему цур! Довольно уже седлало оно нас.

— Сейчас, сейчас! Для такого случая всего достану!

И Орыся побежала в погреб доставать наилучшие напитки и снеди. Вскоре на столе появились всевозможные миски и фляжки. О радостном событии узнали и Кочубей, и Гордиенко, и хата Остапа наполнилась дорогими гостями.

За столом закипела веселая беседа. Все поздравляли жениха и невесту, желали им радости и счастья в новой жизни, а женщины беспрерывно ласкали Галину. Она была так хороша в своей тихой радости, что невозможно было смотреть на нее без улыбки.

Друзья чувствовали себя так легко и весело, словно за пределами этой хаты не бушевали грозы бурной жизни. Усталым от постоянной тревоги душам хотелось хоть на мгновенье отдохнуть и забыться, и счастливая минута сплотила всех.

— Теперь уже мы никогда, никогда не расстанемся с тобою, Иване, — обратилась к Мазепе Галина, заглядывая ему в глаза своими сияющими от счастья глазами.

— Никогда, дытыно. Вот только разве когда война…

— Нет, нет! Я и на войну пойду с тобою разом!

Присутствовавшие улыбнулись.

— На войну, голубко, жинок не берут, — возразил Мазепа.

Лицо Галины омрачилось.

— А война будет?

— Будет…

— И скоро? — произнесла Галина уже совершенно упавшим голосом.

Мазепа промолчал.

— Э, да когда б уже скорее, — произнес с досадою Кочубей, — потому что с такими союзниками и ожидать, так…

Он не докончил и только с досадою махнул рукой.

— А что такое? — спросили разом Остап и Мазепа.

— Д–да, что ж… то, чего и следовало ожидать. Сегодня только в Чигирин вступили, а уж следом за ними люди с жалобами прибежали: шарпают околицы, хватают женщин и детей. Эх! Что уж там говорить! Горе, да и горе!

Разговор прервался. Всем стало как-то не по себе. На минуту тяжелое молчание водворилось в комнате. Но инстинктивное желание отдохнуть душой было так сильно во всех присутствовавших, что тяжелое впечатление слов Кочубея было скоро забыто. Снова заходили пенистые кубки и закипела дружеская беседа, которая то и дело возвращалась к предстоящей свадьбе Мазепы и Галины; все говорили о ней, как о решенном событии.

А между тем судьба готовила всему иной конец.

Не прошло и двух недель со времени появления в Чигирине первых турецких отрядов, как к Дорошенко пришла грамота от султана, в которой султан объявлял Дорошенко, чтобы тот немедленно выступал из Чигирина со всеми своими войсками и с прибывшими турецкими отрядами, так как турецкое войско уже переправилось через Дунай и идет по берегам Днестра.

Галина еще ничего не знала об этом известии. В этот день она была так весела и счастлива, как уже давно не бывала. Пятая неделя уже близилась к концу, и, таким образом, до венца оставалось всего только три недели. В головке Галины сложилось убеждение, что когда они обвенчаются с Мазепой, тогда уже их никто не сможет разлучить, а потому она с особенным нетерпением ожидала свадьбы и с восторгом провожала каждый уходивший день.

Колокол звонил уныло и протяжно, призывая христиан к вечерне, но вечернее солнце еще стояло на горизонте. Галина и Орыся собрались в церковь. Они уже вышли из сеней и хотели было повернуть направо, как вдруг их окликнул знакомый голос. Подруги оглянулись и увидели быстро подходившего к ним Мазепу. Что-то особенное почуялось Галине во всей его наружности. Она бросилась к нему навстречу.