- Поспи немного, - я натягиваю на нас одеяло, отчасти из-за того, что сам чувствую себя уставшим - день получился еще более насыщенным, чем можно было предположить. - Засыпай и ни о чем не думай.

Я еще раз целую тебя в щеку и прикрываю глаза, слегка ослабляя объятия, чтобы дать тебе возможность лечь удобно. Я привык засыпать рядом с тобой, и теплее этого ощущения для меня нет - даже тогда, когда одеяла рядом нет.

Глава 5.

Я обещаю вырасти когда-нибудь.

Do you feel cold and lost in desperation?

You build up hope, but failures all you've known.

Remember all the sadness and frustration

And let it go.

Let it go.

Я просыпаюсь в холодном поту. Ты сегодня не смог вырваться из подземелий, и строго-настрого запретил тебе мешать: была контрольная у Гриффиндора. Естественно, я хотел прокрасться к тебе в спальню в Хогвартсе, но уснул прямо тут, на диване. И в который раз проснулся от обжигающего жара на месте шрама, в который раз от этого леденящего душу смеха. От воспоминаний о той зеленой вспышке, которая вырвалась из моей палочки, от воспоминаний о той Битве, через которую мы оба прошли.

Да что же я все никак не прекращу себя оправдывать...

Мне снится убийство. Я убийца, господин Министр, меня надо в Азкабан, а Вы мне - медаль за храбрость... Нет, правда, я, Гарри Поттер, убийца. Пусть убийца плохого, но все же человека, и более того - волшебника. Такое не прощают, не так ли? Простил только ты, да и то - считается ли это за прощение, или же я индульгировал свою вину перед тобой своей любовью? Может ли мое искупление как-то влиять на то, что сейчас ты меня... любишь?

Я даже не знаю, любишь ли ты меня, и почему я сейчас в Тупике Прядильщика, а не где-нибудь с друзьями.

Хотя нет, почему не с друзьями, я знаю. Я не смог бы быть с ними сейчас. Да я и с тобой бы сейчас не смог быть... потому что я опять встаю, беру палочку и, произнося «Сектумсемпра», взрезаю заклинанием свою кожу на месте старых шрамов. «Я не должен лгать». Вот так. Вспороть кожу, посмотреть на кровь и успокоить раздражение мазью для губ, которую ты приготовил для меня. Боль отрезвляет, заставляет подумать о том, что теперь, когда от меня ничто не зависит, уже можно было бы и пойти сброситься откуда-нибудь... вот только я помню твои поцелуи, и понимаю, что тебя так предать я не смогу.

Может ли человек вообще выжить только благодаря Любви? Был ли прав этот треклятый старый кукольник?..

Я не знаю...

Три дня не появляться дома - не лучший вариант, но он настолько обыденн, что я почти не замечаю собственнного отсутствия. Разве что по вечерам я окунаюсь в привычную за годы тишину, а не твои счастливые рассуждения, да никто не норовит забраться ко мне на колени, отвлекая от чтения. А ты... Ты вновь измотан, и это заметно даже сейчас, когда ты мирно спишь - возможно, впервые за последние дни. Ты никогда об этом не говоришь, но я слишком хорошо знаю это состояние, да и посеревший цвет лица вместе с кругами под глазами сильно тебя выдает. Ребенок... Тебя бросили в эпицентр взрыва, а перед истечением последней секунды обрадовали тем, что ты и есть детонатор.

Я вновь вздрагиваю всем телом и падаю с софы, просыпаясь в противном ледяном поту. Зябко кутаюсь в твой колючий, неуютный серый плед, и пытаюсь сдержать подступающий к горлу комок. Даже не помню, если честно, когда в последний раз вставал с дивана не затем, чтобы опять на него забраться - да и сколько прошло времени? Мне вновь снилась эта ледяная пустыня с глыбами, надвигающимися на меня, сжимающимися в плотное кольцо и давящими на меня своей массивностью - так, что я вновь чувствую себя маленьким и очень незначительным. А потом я слышу взрывы, вспышки, и гул колоколов, который бьет набатом, и уже ничего не хочется, кроме того, чтобы заплакать и вырвать из себя этот черный сгусток напряжения и отчаяния, которые я так щедро кроплю своей кровью.

Я уже ничего не хочу.

Ты дрожишь и даже не замечаешь меня, поэтому мне приходится тихо кашлянуть:

- Опять кошмары? - я много раз говорил тебе, чтобы ты рассказывал мне о подобном, делился, но твое гриффиндорское благородство, временами переходящее в глупость, не дает тебе беспокоить меня такими вопросами. Ты предпочитаешь замалчивать, делать вид, что все нормально.

Я поднимаю взгляд и вижу тебя. Вижу неясно, размыто, и почему-то в розоватом свете. Может, я так внезапно стал оптимистом?

Вряд ли. Скорее в глазах сосуды полопались от слез, на которые я стал таким щедрым в последние несколько дней. Представляю себе, как великолепно я сейчас выгляжу, твой гиперсексуальный юный любовник... сигарету бы.

Да, сигарету. Хотя кто его знает, чем я в полубреду занимался, может, и скурил уже всю оставшуюся в доме пачку. За новой я сейчас точно не смогу выбраться, а тебя просить... в маггловский мир? Ага. Как же. Так и вижу Северуса Снейпа метнувшимся, роняя тапочки, в замечательный магазинчик на углу. «Пожалуйста, «Мальборо красный». Без сдачи».

- Привет, - хриплю. Значит, либо орал до беспамятства, либо курил одну за другой. Глаза невозможно постоянно держать открытыми, и я опускаю веки. Краем взгляда замечаю, что рука опять вся красная - значит, шрамы вспарывал-залечивал. Такой умный и такой депрессивный Гарри Поттер... зачем я тебе нужен-то вообще?

Морщусь и подхожу к тебе, протягивая руку:

- Сможешь дойти до спальни? - я уже привык находить тебя на диване, хотя тысячу раз говорил, чтобы ты спал в кровати. Почему ты не можешь находиться там без меня? Но это сейчас не столь важно. Надо привести в порядок твою руку, успокоить, накормить - сомневаюсь, что ты часто вспоминал о еде, если вообще вспоминал, - дать зелье, чтобы ты мог выспаться без каких-либо снов. И найти эти чертовы сигареты. Сколько раз уже выкидывал их и уничтожал - отучить не получается.

Хватаюсь за твою руку и сползаю с дивана. Идти получается с грехом пополам, но ведь вы уже слишком много раз таскали меня на себе, правда, профессор Снейп?.. И из глаз градом катятся слезы, и я опять ныряю в волны самобичевания: хотя какой там ныряю... я просто падаю, словно делаю «колесо», головой вперед, и ноги, беспомощно взметнувшись, заставляют меня тонуть все глубже и глубже... Твоя рука слишком теплая и надежная, чтобы быть реальной, правда? Тебя не должно здесь быть, ведь я должен был умереть еще там, во время Битвы. Я злюсь на себя, на свою беспомощность, за неумение принять даже то, что сейчас у меня есть, за что можно было бы уцепиться и выкарабкаться - а я так и продолжаю ронять из рук все, что только мог взять, и равнодушно провожать взглядом все возможности, которые у меня были.

Это всегда так - после убийства?

- Ложись. И не думай об этом. Ты сделал то, что должен был сделать - ни больше, ни меньше, - я присаживаюсь на край кровати и снимаю с тебя очки. Мне повезло, что ты веришь мне, или хотя бы стараешься. Но, к сожалению, самоубеждаться ты умеешь не хуже, а бороться с депрессией без твоей внутренней отдачи немного странно. - Не вставай. А после ужина будешь спать.

Мне, в сущности, все равно - я занят слишком важным делом. Я пытаюсь уцепиться за спасительную мысль о том, что я люблю Тебя, что я не хочу доставлять тебе хлопот, что мне нужно как-то реабилитироваться и снова начать отдавать тебе то тепло, которые ты даришь. Ты говоришь о чем-то слишком странном, чтобы я мог это воспринять: «то, что должен был сделать»? О чем ты, Северус?

Ни один человек не может быть должен убить другого, это не так, нет, нет, нет! Я не хочу этому верить, я не хочу искать доказательств, ведь если найду - все мои принципы будут обрушены... я не хочу думать о том, что я сделал. В голове сами собой всплывают лица родителей, и они такие яркие сейчас, когда мне нужно перестать думать о смерти, что я кусаю губы и опять тянусь за палочкой, только не сделать чего-