Хелен открыла люк и собиралась уже было шагнуть внутрь, но внезапно замерла.

Этот маленький обсервационный купол она обнаружила в начале второй недели, проведенной на борту 'Гексапумы'. Он никогда не использовался. Видеокамеры, размещённые по всему корпусу крейсера, давали обзор с многократным перекрытием, особенно здесь, в пространстве между шлюпочными отсеками. Это позволяло диспетчеру шлюпочного отсека получить на дисплее своего командного поста вид гораздо лучший, чем могли обеспечить человеческие глаза, даже с такой изумительно помещённой точки обзора. Но купол всё-таки существовал, и, в случае какой-либо аварии, когда обычный командный пост был бы выведен из строя, некто поместившийся здесь мог действительно принести какую-то пользу. Лично Хелен сомневалась в подобном, но её это не особо заботило. В чем бы ни заключался смысл его наличия, купол дал ей место побыть наедине с сотворённой Богом Вселенной и подумать.

В куполе было очень тихо. Армопластовый блистер толщиной в руку в днище центрального веретена 'Гексапумы' был прочнее, чем тридцать или сорок сантиметров наилучшей вообразимой в докосмические времена брони. Мог купол похвастаться и собственным бронированным люком. Внутри находились два удобных кресла, панель связи и органы управления, необходимые для настройки и наведения маленького гравитационно-линзового телескопа. Тихий шелест струящегося через вентиляционные отверстия воздуха был единственным звуком внутри, а безмолвное присутствие звёзд было ей единственной компанией, когда она приходила сюда, чтобы побыть в одиночестве. Чтобы подумать. Чтобы преодолеть нечто… вроде того кровавого побоища, которое она видела на борту 'Анхура'.

И это делало купол сокровищем высочайшей ценности на корабле, где уединение было практически невозможно.

Вот почему она испытала внезапный, обжигающий всплеск возмущения, обнаружив, что кто-то ещё обнаружил её убежище. И не просто 'кто-то'.

Пауло д'Ареццо поднял взгляд, когда люк распахнулся, потом вскочил на ноги, увидев Хелен. Странное выражение промелькнуло на его слишком красивом лице - слишком быстрая и слишком сложная вспышка эмоций, чтобы она смогла их прочитать. Очевидно, удивление. И разочарование - скорее всего зеркальное отражение её собственного возмущения, если он, как и она, верил в то, что никто больше не обнаружил это убежище. Но было и что-то ещё. Что-то более тёмное и более холодное. Чёрное, цепкое и горчащее как яд, оно плясало аккурат за гранью узнавания.

Что бы то ни было, оно исчезло также быстро, как появилось, сменившись знакомой и столь основательно ненавидимой ею маской.

- Прости, если я тебя напугала, - сухо произнесла она. - Я не заметила, что отсек занят.

- Всё в порядке, - его голос тоже звучал сухо и слегка неестественно. - Я в любом случае практически закончил на сегодня. - Он полуобернулся чтобы что-то подобрать. Движения его выглядели торопливыми, самую малость чересчур быстрыми, и, практически против собственной воли, Хелен шагнула внутрь маленького отсека и заглянула ему через плечо.

Это был альбом. Не электронный: старомодный бумажный, с грубой поверхностью, рисовать на которой следовало столь же старомодными карандашами, мелками или углём. Кэти Монтень иногда пользовалась похожим альбомом, хотя постоянно настаивала на том, что является всего лишь дилетантом. Хелен не была так уж уверена в этом. Кэти определённо не училась рисовать, и работы её недотягивали, возможно, до профессиональных стандартов, но в них было нечто. Ощущение. Чувство… узнавания. Нечто. Хелен не училась тому, что могло помочь описать это 'нечто', но могла это распознать, когда видела.

Как распознала, увидев альбом Пауло. Вот только у него явно были и природный талант, и обучение, которых недоставало Кэти.

Осознав, что было изображено на эскизе, Хелен отрывыство вздохнула. Там была вдребезги разбитая молотообразная оконечность, подсвеченная Нунцио-Б, в окружении обломков и осколков. Строгая композиция - графит по бумаге, чернейшие тени и безжалостный, слепящий свет, рваные кромки и жестокая красота бликов на искромсанной броне. И каким-то образом рисунок передавал не только образ разорванной обшивки и обломков корпуса. Он передавал сотворившую всё это силу, понимание художником боли, смерти и крови, ожидавших внутри. И в этих ужасах таилось обещание расставания с некой драгоценной невинностью, почти утери девственности.

При звуке, с которым она втянула воздух, Пауло оглянулся и побледнел. Рука его метнулась быстрее прежнего и захлопнула альбом, словно он устыдился того, что она увидела рисунок. Снова отвернувшись и втянув голову в плечи он запихнул альбом в сумку, которую Хелен часто видела у него, ни разу не задумавшись, что может быть внутри.

- Прости, - пробормотал он, протискиваясь мимо неё к люку.

- Подожди, - она ухватила его за локоть прежде чем поняла, что хочет сказать. Он немедленно остановился, где-то секунду смотрел на её руку, а потом поднял взгляд к её лицу.

- Зачем? - спросил он.

- Затем… - Хелен остановилась, внезапно поняв, что не знает, как ответить на этот вопрос. Она хотела уже отпустить его и извиниться, но тут взглянула в его серые, обычно отстранённые глаза, которые не были отстранёнными. В них таилась тьма, та самая тьма, Хелен это понимала, которая привела её сюда подумать и побыть в одиночестве. Но было в них и что-то ещё.

Одиночество, удивленно подумала она. Может быть даже… страх?

- Затем, что я хочу поговорить с тобой, - сказала она, поражаясь тому факту, что это было правдой.

- О чём? - его глубокий, звучный голос прозвучал со знакомой чопорностью. Не грубо, не пытаясь оттолкнуть, но с тем самым несомненным ощущением дистанции. Хелен ощутила столь же знакомую вспышку раздражения, но на этот раз она видела его глаза и его рисунок. Она осознала, что в Пауло д'Ареццо было больше, чем она когда-либо давала себе труд заметить раньше, и это вызвало у неё тупой укол стыда.

- О причине, по которой ты здесь, - она обвела свободной рукой тихий, тускло освещённый купол. - О причине, по которой я здесь.

На мгновение было похоже, что Пауло хочет вырваться и уйти. Потом он пожал плечами.

- Я прихожу сюда подумать.

- Как и я, - криво улыбнулась Хелен. - Для этого трудно найти подходящее место, верно?

- Если хочешь для этого остаться один, - согласился он. Это могло бы быть укором ей за вторжение в его уединение, но не было. Пауло отвернулся к искоркам звёзд, и лицо его смягчилось. - Думаю, это должен быть самый спокойный уголок на всём корабле, - тихо сказал он.

- Во всяком случае, самый спокойный, какой мне удалось найти, - согласилась Хелен и указала на кресло, в котором он сидел в момент её появления. Пауло посмотрел на неё, пожал плечами, и уселся на место. Она села в другое кресло и развернула его к нему.

- Это тебя беспокоит, верно? - она повела рукой в сторону закрытого альбома у него в сумке. - То, что мы видели на 'Анхуре'… оно беспокоит тебя так же, как и меня, верно?

- Да, - он отвёл взгляд, уставившись в мирную черноту космоса. - Да, верно.

- Хочешь поговорить об этом?

Он резко повернулся к ней, с удивлённым видом, и она задала себе вопрос, не вспомнил ли и он, тоже, их спор с Аикавой в Салажьем Уголке.

- Не знаю, - секунду спустя ответил Пауло. - Я на самом деле не смог облечь это в слова даже для себя самого, тем более для кого-то ещё.

- Я тоже, - призналась Хелен. Настал её черёд отводить взгляд к звёздам. - Это было… ужасно. Жутко. И всё-таки… - она замолчала и медленно покачала головой.

- И всё-таки присутствовало это ужасное ощущение триумфа, так ведь? - его тихий вопрос как магнитом притянул к нему её взгляд. - Это ощущение успеха. Того, что мы доказали, что являемся более быстрыми, более крутыми… более умными. Что мы лучше их.

- Да, - медленно кивнула она. - Полагаю, так и было. И, возможно, так и должно было быть. Мы были быстрее и круче… во всяком случае, в этот раз. И на флот мы пришли как раз для того, чтобы остановить таких как они. Не должно ли было присутствовать ощущение триумфа, победы, когда мы остановили убийц, насильников и мучителей, чтобы они больше никому и никогда не смогли навредить?

- Может быть, - его ноздри раздулись, когда он глубоко вдохнул, а потом покачал головой. - Нет, не 'может быть'. Ты права. И не то, чтобы ты или я отдали приказ, или выстрелили. Не в этот раз. Но правда, если вдуматься, состоит в том, что какое бы зло не представляли собой враги, - уверяю тебя, они были злом, по любому определению этого термина, - они по-прежнему остаются людьми. Я видел, что с ними произошло, и у меня достаточно хорошее воображение, чтобы хотя бы отчасти представить себе каково им было, когда это происходило. И никто не должен чувствовать себя триумфатором оттого, что сделал это с кем-то