Тропинка шла, в провалы тычась,Сквозь редкий строй березняка.Внизу, по-птичьему курлыча,Текла звенящая река.И это громкое соседствоПод легкой дымкой снеговойМне снилось сызмальства. И в детствеМеня пленяло новизной.Но только оценив громады,Врезавшиеся в небосвод,Я понял страстную отрадуТого, кто создал самолет.Он бредил, поднимая плечи,В прозрачной синей густотеСвоей тоской нечеловечьейПо безъязыкой высоте.И в гуще этих летних марев,Нависших каменных породОн жил сказаньем об Икаре,Как липкой почкой садовод.Он знал, что только нам сулилиИ эту мысль, и этот шаг,И первое рожденье были,Легендой ставшее в веках.<1936>{371}
372. «Он с нами был. Он вечно будет наш…»
Он с нами был. Он вечно будет наш,Курчавый, страстный и суровый.Накидка. В кулаке зажат лепаж,Вокруг истоптаны сугробы.И мне б — когда, согнув колени,Он сразу выстрелить не смог —Вскричать: «Остановись, мгновенье!» —И самому спустить курок.1936{372}
373. Творчество
На свете пути не найдете другого,Седой океан уж не так постарел.Колумб! Ты вернешься в Америку снова,Чтоб ветер хлестал паруса каравелл.Ты снова поднимешься — грозным, великим —И шторм укротишь поворотом руля.Ты мир всколыхнешь своим вихревым криком,Настойчивым криком: «Земля!»Мне тоже припало широкое море,Мне тоже судьба моя с детства велитКак белке вертеться по старым просторамСырой, и округлой, и жадной земли.Мне тоже шататься и глохнуть от жажды,Искать, убеждаться и не находить.Теряться в догадках — и, может быть, дваждыВсё той же дорогой, как новой, ходить.<1940>{373}
374. Дочери
Мне кажется — я не был дома вечность.Вернусь негаданно, вернусь к утру.
