Когда, очнувшися от бреда,Нащупал глазом слабый светВ камине. Сердце было радоТой тишине. Светает — в пять.Не постучавшись, без докладаВорвётся в двери день опять.Вбегут докучливые люди,Откроют шторы, и тогдаВсё в том же позабытом блюдеЧуть вздрогнет кольцами вода.И новым шорохом единымРастает на паркете тень,И в оперенье лебединомУ ног её забьётся день…Нет, нет — ему не надо света!Следить, как падают дрова,Когда по кромке табуретаРука скользит едва-едва…В утробе пламя жажду носитЗаметить тот порыв один,Когда сухой рукой он броситрукопись в камин.…Теперь он стар. Он всё прощаетИ, прослезясь, глядит туда,Где пламя жадно поглощаетЛисты последнего труда.1939?{255}
256. Творчество
Есть жажда творчества,Уменье созидать,На камень камень класть,Вести леса строений.Не спать ночей, по суткам голодать,Вставать до звезд и падать на колени.Остаться нищим и глухим навек,Идти с собой, с своей эпохой вровеньИ воду пить из тех целебных рек,К которым прикоснулся сам Бетховен.Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,Весь мир вместить в дыхание одно,Одним мазком весь этот лес и камниЖивыми положить на полотно.Не дописав, оставить кисти сыну,Так передать цвета своей земли,Чтоб век спустя всё так же мяли глинуИ лучшего придумать не смогли.Июнь-июль 1940{256}
257. «Когда умру, ты отошли…»
Когда умру, ты отошлиПисьмо моей последней тетке,Зипун залатанный, обмоткиИ горсть той северной земли.В которой я усну навеки,Метаясь, жертвуя, любяВсё то, что в каждом человекеНапоминало мне тебя.Ну а пока мы не в уронеИ оба молоды пока,Ты протяни мне на ладониГорсть самосада-табака.1940{257}
