откидываешься назад, полностью отдаваясь удовольствию, отдаваясь мне. Ну что, для затравочки хороший минет? Ты уже не стонешь, кричишь, вцепившись в мои плечи когтями, выгибаешься навстречу моим движениям, ласкам… Какой ты гибкий и красивый. Что же будет дальше? Стоп! Ого! Вот этого нам не надо! Сейчас не надо. Сбавляю темп. Бросаю готовый вот-вот излиться член под твой обиженный вопль. Да, милый, ты же не хочешь, чтобы все так быстро закончилось. Перебираюсь к лицу. В тебе не осталось больше робости. Твои губы жадно впиваются в мои. Одна рука, наконец-то, настойчиво пытается содрать мои трусики. Вторая — царапает спину. Твоя рука скользит вниз. Ты удивлен, что я такая мокрая? А как ты думал, милый? Хочу тебя. Сильно хочу. Но продолжаю дразнить, играюсь — трусь об обалдевший от впечатлений член, не пускаю внутрь. Кажется, что ты сейчас сойдешь с ума. Ты готов меня порвать, покусать, исцарапать... Хорошо, хорошо… Аккуратно сажусь на член, не позволяя тебе сделать это быстро и резко. Хочу, чтобы ты чувствовал меня, наслаждался мною. Начинаю медленно двигаться. Тебе не нравится этот темп. Ты мечешься подо мной. Уверен? Держись. Резко, сильно, агрессивно, до дикой боли в животе. Ты отключаешься от мира, кусаешься, дерешь мою кожу. Я кричу, не замечая, как сама вонзаю зубы в шею, как ногти оставляют красные следы на плечах. Резким рывком ты переворачиваешь нас. Всего мгновение ты удивлен и растерян — что дальше. Все просто. Секс – это танец. Ты же умеешь танцевать. Я подсказываю — двигаюсь под тобой. Ты ловишь мой темп, но через несколько секунд задаешь свой, перехватываешь инициативу. Я извиваюсь. Постепенно отключаюсь, ухожу, исчезаю. Голова кружится. Ноги наполняются теплом и тяжестью. В груди холодит, живот становится тяжелым. Замри, — шепчу я, с силой обхватывая ногами твои бедра и прижимаясь к тебе всем телом. Ты не слышишь. Двигаешься быстрее, сильнее, кажется, ты поставил себе цель пробить меня насквозь. Удовольствие судорогой проходит по телу. Ты на секунду останавливаешься и, расширившимися от ужаса глазами, смотришь, как я кончаю. Двигайся же! — требую я, почти кричу. Пара движений и ты со стоном изливаешься. Падаешь на меня, тяжело дыша. Наши сердца колотятся друг об друга. Мне даже показалось, что в унисон. Ты касаешься моей мокрой шеи губами, что-то бормочешь, но я не понимаю. Мне хорошо. Мне очень хорошо. Обхватываю тебя ногами и руками, сжимаю сильно-сильно. Нежно целую в губы. Жмурюсь от капельки пота, упавшей с кончика твоего носа прямо мне в глаз. Ты умница, ты великолепен.

 — Ты правда так считаешь? — весьма удивленно спросил Билл. — Тебе понравилось?

 Я даже не сразу поняла, о чем он.

 Билл с сожалением переместился с меня на ковер, обнял.

 — Что ты сказал? — рассеянно переспросила я.

 — Я спросил, понравилось ли тебе и правду ли ты сказала?

 — Не помню, что я там сказала, но ты божественен, великолепен… Ты просто… ах…

 — Тебе понравилось? — отчего-то волновался он.

 — Очень.

 Он аж расцвел весь.

 — А тебе? — на всякий случай поинтересовалась я. Хотя и так было понятно, что мальчик в восторге.

 Вместо ответа Билл меня ласково поцеловал.

 Мы лежали молча, наслаждаясь тишиной, стуком сердец и объятиями. И лишь мое сознание глодала одна мыслишка. Я никак не могла от нее отделаться. Гнала прочь, но любопытство было сильнее. И оно в конце концов победило.

 — Билл, — протянула я. — Биля…

 — Мммм, — отозвался он лениво.

 — Скажи, а что случилось? Кто обидел тебя настолько, что ты начал бояться… эээ… ммм… отношений…

 — Секса? — совершенно спокойно уточнил он.

 Я кивнула.

 — Дай мне сигареты, пожалуйста.

 Протянула ему уполовиненную пачку и зажигалку. Он затянулся. Молчал. Лицо серьезное, сосредоточенное. Я ждала.

 Сигарета выкурена наполовину.

 Нет, не расскажет. Не сможет. А жаль. Было бы понятно, что за «таракан» живет в его голове, а, следовательно, можно было бы попробовать его от этого комплекса вылечить.

 — Я в четырнадцать лет встречался с девочкой. Там… В Германии… Дома… — неожиданно начал он, когда я уже решила от него отвязаться со своим любопытством. — Мы почти полгода дружили. Ну там всякие прогулки совместные, кино, мороженное. Казалось, что она меня понимает. Мы часто зависали у нее дома, смотрели кино, целовались, обнимались… Ну ты знаешь, чего я тебе рассказываю. А потом она начала намекать, что не мешало бы наши отношения перевести из романтических в более взрослые. Я был не против. Стеснялся только сильно. Толком даже не понимал, что и как делать. Она тоже была девственницей, и тоже не знала, что и как. Она так сильно мне нравилась, что я безумно боялся причинить ей боль. В общем, я перенервничал и…

 Билл замолчал. На лице никаких эмоций. Лишь руки крошат остатки сигареты.

 Когда пауза затянулась, я вкрадчиво спросила:

 — Она высмеяла тебя?

 Он грустно ухмыльнулся:

 — Если бы. На следующий день это обсуждала вся школа. В подробностях. А потом кто-то пустил слух, что я гей. Мне очень помог Том. Он не давал меня в обиду, защищал. Готов был убить любого, кто хотя бы криво посмотрит в мою сторону. Том занимался карате, с ним лишний раз предпочитали не связываться. А потом нас развели по разным классам. Начался настоящий кошмар. Такое ощущение, что я остался один во всем мире в стае диких голодных зверей. Травили так… — Дыхание участилось. Я почувствовала, как его рука на моей спине сжимается в кулак.

 — Почему ты не защищался? Почему позволил себя унизить? Почему? — в негодовании вскочила я. — Ты ведь сильный! В тебе такой потрясающий стержень, который просто так не согнешь. Почему ты позволил этим ублюдкам вытирать об себя ноги?

 — Этих ублюдков был целый класс, и они собирались против меня всем скопом. Периодически к травле присоединялись старшеклассники и лупили нас с Томом почем зря. А если учесть, что большинство учителей нас ненавидели за хулиганские выходки, даже за те, которые мы не совершали (представляешь, Тому однажды отвесили оплеуху при всех и влепили выговор только за то, что кто-то выключил свет в зале, а подумали на него!), то ты хоть обзащищайся, толку все равно никакого. Что я мог сделать против них всех? — Удивительно, но Билл говорил совершенно безразлично. Ни грамма эмоций. — Потом группа стала стремительно набирать популярность. Все тут же решили, что мы зазнались, и агрессия достигла своего максимума. Однажды мы с Томом пришли в школу, а они все ходят в майках с надписью «I will kill Bill and the rest of the Fuckband too» — «Я убью Билла и всех остальных членов этой ****ой группы». Мы спокойно развернулись и ушли домой. И уже там, дома, у меня была такая истерика, что Том хотел вызвать врача. Больше ни я, ни Том, ни Георг, ни Густав не появлялись в той школе.

 — И с тех пор у тебя не было девушки и ты ни с кем не спал?

 — Знаешь, я после того случая пережил такой стресс, что даже боялся подходить к девушкам.

 — Не верю! Около тебя вьется такое количество фанаток, что хоть кто-то должен был раскрутить тебя на секс.

 Он засмеялся. Только вот мне стало страшно от этого дикого смеха, наполненного горечью и обидой.

 — О чем ты говоришь?! Билл Каулитц — секс-символ, человек, которого хотят все независимо от пола, возраста и прочих положений! От некоторых плакатов, которые нам пишут, мне становится не по себе, я краснею, от некоторых вопросов, которые нам задают, я теряюсь, мне стыдно на них отвечать. Однажды один репер сказал, что хочет меня трахнуть. Он сказал это в своем интервью, прямым текстом. Я был в таком шоке. Продюсеры велели мне не делать никаких резких движений, никаких заявлений. А потом нас с Томом попросили вручить музыкальную премию. Угадай кому? Я держался изо всех сил, улыбался… Рядом стоял Том и поддерживал меня. Без него я бы не вынес того позора. Правда, мне было проще: меня хотя бы предупредили, кому буду вручать ту злополучную премию… Пойми, меня хотят все. Дело не в принципах! Я