Щербаков. Перед войной работал в газете «Вiцебскi рабочы». В одной из статей, опубликованной незадолго до войны, он сокрушался, почему в Витебске нет улицы Энгельса. Вскоре после прихода фашистов Ю. Витьбич предложил им свои услуги — стал штатным сотрудником ряда профашистских газет и все годы оккупации верой и правдой служил нацистской идее[52].

Фашистские прихвостни были не только отпетыми антисемитами. Они также люто ненавидели и свой собственный народ. Ведь в случае победы фашистской Германии разговор с уцелевшим населением Беларуси был бы коротким. По планам Главного имперского управления безопасности 75 % белорусов предполагалось выселить с занимаемой ими территории, оставшиеся 25 % подлежали онемечиванию. В Витебске намечалось поселить 20 тысяч немцев и оставить для использования в качестве рабочей силы 40 тысяч местных жителей[53].

Годы оккупации оставили кровавый след в судьбах всего населения Витебска. Бесконечные облавы на улицах и базарах в поисках «врагов рейха». Комендантский час, запрещавший жителям под угрозой смерти появляться на улицах с 8 часов вечера до 5 часов утра. Аресты и расстрелы ни в чем не повинных людей. Виселицы для публичных казней в самых людных местах для устрашения жителей города. Многочисленные специальные места принудительного содержания граждан, организованные в разных частях города: лагерь для военнопленных и гражданского населения на территории 5-го железнодорожного полка; трудовые лагеря на территории фабрик: очковой, «Знамя Индустриализации» и «КИМ», кирпичного и игольного заводов; при немецких 4-ой авиаполевой дивизии 53-го армейского корпуса, 206-ой и 246-й пехотных дивизиях; арестантское помещение Управления СД в здании политехникума; гражданская тюрьма по Суражскому шоссе; пересыльный лагерь на территории зеркальной фабрики, откуда с сентября 1943 по июнь 1944 года витеблян отправляли на принудительные работы в Германию. Все это места унижения человеческого достоинства и гибели десятков тысяч витеблян.

26 июня 1944 года, когда советские войска вошли в Витебск, в городе оставалось немногим более 100 человек.

Эти факты хотя бы изредка следует вспоминать всем, и прежде всего тем, кто сегодня готов увековечить память о фашистских пособниках, кто не прочь натянуть на себя черные эсэсовские мундиры, кто любит рассуждать о том, как бы им хорошо жилось, если бы победил фюрер.

Летом 1945 года органами безопасности в Белостоке был арестован некий молодой человек, имевший при себе паспорт на имя польского гражданина Яна Ермоловича. На деле под этим фальшивым именем скрывался опытный агент немецкой разведки, завербованный Абвером весной 1941 года в Варшаве, работавший под псевдонимом Рак, бывший гитлеровский бургомистр Витебска, член президиума Белорусской центральной рады в годы оккупации, майор войск СС Всеволод Филаретович Родько.

В. Ф. Родько родился в 1920 году в Пинской области в семье учителя. В 1939 года, сражаясь против немцев в рядах польской армии в районе Новогрудка, В. Родько был взят в плен и отправлен в лагерь военнопленных. После освобождения отправился в Киев к украинским националистам, в работе их организации принимал самое активное участие. Там же В. Родько установил контакт с немецкой разведкой. «Я согласился на это (сотрудничество. — Авт.) и дал подписку, после чего получил кличку Рак». Вскоре он переехал в Варшаву.

В начале июля 1941 года из Варшавы в Минск прибыла спецгруппа СС в составе 30 белорусских националистов, отобранных по заданию Абвера (немецкая разведка и контрразведка. — Авт.) председателем Белорусского Центрального Комитета в Варшаве Н. Щорсом для работы в учреждениях, создаваемых оккупантами на советских территориях. В этой группе был и хорошо знакомый немцам В. Родько. 14 июля он по предложению Н. Щорса выехал в сопровождении немецкого офицера в только что захваченный Витебск.

Во время одного из допросов В. Родько рассказывал: «Я являлся немецким агентом, поэтому и доверили мне организацию городского управления в таком важном стратегическом пункте, каким являлся Витебск…, где был представлен военному коменданту генералу фон Швайдницу, от которого получил указание связаться с СД и местной комендатурой и организовать в Витебске городское управление».

Однако должность бургомистра он получил не сразу: комендант города, как признавался в ходе следствия В. Родько, принял его как «совсем ненужного…». Но «когда с политической точки зрения им понадобился белорус в городском управлении, во главе которого стоял всеми любимый немец Брандт», снова вернулись к В. Родько.

Л. Брандт, несомненно, был у немцев «своим» человеком. Но гитлеровцам позарез нужны были белорусы, чтобы показать населению, что немцы вовсе не оккупанты, а истинные радетели белорусского народа. В. Родько отлично знал, что на первые роли гитлеровцам нужны были не новички и самоучки в заплечных делах, а обученные профессионалы, в совершенстве владеющие приемами борьбы с неугодными нацистскому режиму. А сказанная им фраза — «Всеми любимый немец Брандт» — была всего лишь всплеском обиды за неназначение с первого захода его, абверовского агента, бургомистром.

В августе окружной комиссар Фишер назначил В. Родько бургомистром Витебска. Теперь можно было с готовностью доносить начальству в Берлин. «…Белорусы, предназначенные для создания городского управления, — читаем в одном из донесений, — по согласованию с комендантом города приступили к созданию горуправления».

Во время одного из допросов В. Родько признался: «Как бургомистр города я оказывал всяческое содействие в проведении карательных и других мероприятий на оккупированной ими территории».

Вместе с Л. Г. Брандтом он создавал в Витебске гетто и принимал непосредственное участие в уничтожении его узников. Во время следствия он показывал: «Я дал полицейских, с помощью которых было расстреляно 5000 евреев». Кроме того, по приказу В. Родько за время его правления «на каторжные работы в Германию было вывезено около 10000 человек»[54].

В уголовном деле В. Родько имеется несколько таких подписанных им распоряжений: «Начальнику Витебской тюрьмы. Посадить под стражу Клару Кетлинскую в возрасте 6 лет как жидовку», «Начальнику Витебской тюрьмы. Направить в германскую полицию арестованную жидовку Рябухину А. А.»[55].

Витебская городская управа, как и везде на захваченной немцами территории, играла лишь вспомогательную роль и полностью подчинялась оккупационным военным властям, распоряжения которых выполнялись беспрекословно.

При горуправе была создана своя полиция порядка (орднунгсдинст), во главе которой стол В. Шостак. Она состояла из местных жителей, добровольно служивших немцам: антисемитов, крайних националистов и предателей, отпетых уголовников и просто авантюристов. С первого и до последнего дня своей деятельности она находилась в подчинении у офицеров СС. Подручные В. Родько освобождали жилые дома для немцев, выбрасывая людей на улицу, обеспечивали оккупантов продовольствием, собирали с жителей налоги, проводили различного рода реквизиции, охотились за всеми, кто казался им подозрительным, бросали в тюрьмы ни в чем не повинных людей. Вместе с оккупантами полиция горуправы создавала гетто, загоняла туда евреев, грабила их имущество, участвовала в расстрелах.

Была создана при горуправе и уголовная полиция во главе с А. А. Туровским.

В уже упоминавшейся статье «Витебское гетто»[56] Ив. Иванов писал: «Витебскую полицию пришлось вновь вспомнить осенью 1945 года… В той французской газете, которую я читал, была небольшая заметка, озаглавленная «Гуманность Советского суда». В ней описывается судебный процесс по делу начальника Витебской полиции (А. Туровского. — Авт.) во время немецкой оккупации. Преступления этого начальника не конкретизировались — просто судили за коллаборационизм с немцами. Суд присудил его к семи годам лишения свободы… Почему так снисходительно? Я вспомнил его «гуманность» (А. Туровского. — Авт.) при «похоронах» еврейских детишек. О «подвигах» полиции кричал весь Витебск, эту полицию ненавидели больше, чем немцев. Зачем же Советской власти понадобился такой снисходительный суд и приговор, когда в то же время рядовых полицейских вешали даже не спрашивая?

Объясняли это тем, что начальник Витебской полиции был послан на эту должность не немцами, а НКВД, как и многие члены Управы. Возможно, что он лишь перестарался и превысил «данные ему