Они следили за моей реакцией, но я лишь молча смотрела на них. Тогда Грамацио, рассмеявшись, сказал:

— Синьора Лени, мне доставляет радость передать вам письмо моего банка и пусть эта сумма явится начальным капиталом для создания новой версии «Голубого света». Я счастлив сотрудничать с вами.

Я была покорена.

В офисе нотариуса Олинто де Виты мы с господином Грамацио и нотариусом подписали договор о создании фирмы «Ирис-фильм». Соглашение предусматривало, что после выплаты основного капитала, который поступил из итальянского банка, господин Грамацио и я стали единственными компаньонами этой фирмы с местом ее нахождения в Риме. В задачи фирмы входило производство фильмов, для чего господин Грамацио и предоставил в мое распоряжение десять миллионов лир в качестве начального капитала.

Стремительный темп, предложенный Грамацио, захватил меня полностью. Во всех ситуациях профессор обставлял процесс таким образом, как я не смела и мечтать. Уже на следующий день после визита к нотариусу меня пригласил на встречу режиссер Витторио де Сика. Я восхищалась его фильмами. Он говорил о моих с таким воодушевлением, что заставил сконфузиться. В киноателье «Чинечитта»[405] в небольшом демонстрационном помещении он показал рабочий вариант своего фильма «Умберто Д.», в котором, как и в его «Похитителях велосипедов» и «Чуде Милана», сквозила присущая только ему гениальная интонация. Витторио поинтересовался и моими съемочными планами. Когда он узнал, что с окончания войны мне мешали работать по специальности, его это так задело, что режиссер созвал в ателье своих сотрудников, представил им меня, а затем выступил с пламенным спичем, из которого я, к сожалению, поняла только пару слов. По окончании его речи разразился шквал аплодисментов.

И Росселлини, которому меня представили на следующий день, отнесся ко мне с неподдельной сердечностью, которая, особенно в сравнении с отношением немецких «коллег», глубоко тронула меня. Он знал все мои фильмы, особое впечатление произвел на него «Голубой свет». Росселлини сказал:

— Знаете, мы, итальянцы, в чем-то вам подражали, ибо вы были первой, кто проводил съемки не в киноателье, а на натуре, даже богослужение сняли в церкви.

При таких словах сердце мое учащенно забилось.

Окрыленная, с новыми силами покидала я Рим. Возникла необходимость найти немецкого компаньона для нашей с Грамацио фирмы «Ирис-фильм».

День спустя после отъезда я уже была в Инсбруке, чтобы встретиться с заявленным австрийским правительством доверенным лицом господином Вюртеле. Главным образом мы говорили о моем фильме «Долина», который еще не успели переправить в Австрию. Теперь я планировала заполучить его через фирму «Ирис-фильм». Это явилось бы хорошим началом и дополнительным шансом для успешного продвижения «Красных дьяволов».

Чиновник Земельного правительства Тироля произвел на меня хорошее впечатление. Он уже провел подробные переговоры с министром иностранных дел Австрии Карлом Грубером[406] и заручился поддержкой. Министр надеялся успешно подключить к нашим делам австрийского посла в Париже. Получив положительный ответ из Франции, господин Вюртеле лично взял на себя переправку киноматериала.

Лучше, если бы мне самой удалось поехать в Париж, поскольку господин Вюртеле не владел французским. Но получить визу в эту страну в моем случае было совершенно невозможно. Тут я вспомнила о своем новом компаньоне. Грамацио не только исполнял обязанности австрийского Генерального консула, но и великолепно изъяснялся по-французски. Хотя он и очень занятой человек, но освобождение из-под ареста моих лент для «Ирис-фильма» явилось бы чрезвычайно ценным фактором. Я письменно изложила ему свою просьбу. Совсем скоро по телеграфу пришел ответ: «Готов поехать, чтобы биться за Ваши дела». Лучше и не придумаешь.

В Тирзее, небольшом местечке близ Куфштейна, во вновь отстроенном киноателье находились, пока под арестом, мои демонстрационные машины, монтажные столы и часть аппаратуры. Я намеревалась получить обратно свое оборудование через новое доверенное лицо в Австрии — господина Вюртеле.

В то время как я жила надеждой вскоре вновь начать работать, из Инсбрука и Парижа пришли нерадостные вести. Профессор Грамацио вместе с господином Вюртеле отбыли во французскую столицу, но их планомерные усилия добиться отмены ареста моих материалов оставались безрезультатными. Они сообщали, что почти невозможно толком разобраться в парижских интригах, и каждый раз, когда посланники думали, что наконец достигли цели, таинственным образом все начиналось сначала.

Мне пришло в голову, что из остаточного материала «Голубого света», чудом позабытого американцами на берлинском складе, вероятно, можно было бы изготовить новую копию фильма. И в самом деле, он оказался вполне пригодным. Уже в июле я начала работать в Тирзее, где в двух гостиничных номерах пришлось спешно организовать монтажные мастерские. В этом меня охотно поддержал мой друг Арнольд, изобретатель знаменитой камеры «аррифлекс». До самой его смерти нас соединяла искренняя привязанность.

После почти шестилетнего перерыва я восстановила в памяти материал ленты, и меня захватила новая работа, атмосфера кинопроизводства. Джузеппе Бечче, долгое время дирижировавший оркестром берлинского Дворца УФА и сочинивший запоминающуюся музыку для «Голубого света», также прибыл в Тирзее, чтобы заняться звуковым рядом фильма. Мы арендовали рояль, так что Бечче, едва лишь блок киноленты был готов, сразу же принимался придумывать музыкальное сопровождение — по кадрам. Просто идеальное сотрудничество!

Тем временем из Парижа пришло письмо от месье Ланглуа. Текст этого послания произвел эффект разорвавшейся бомбы. Анри писал: «Имею честь сообщить, что все Ваши фильмы, включая «Долину», находятся в «Сентр Насьональ де ла Синематек Франсез» в сохранности, и Вы можете ими распоряжаться».

Годами я ждала этого известия. И вот наконец свершилось! Однако уже через два дня мое доверенное лицо в Инсбруке сообщило, что там тоже получено уведомление из Парижа, где говорится, что французы сняли арест с моего киноматериала, но теперь его перешлют австрийскому правительству с обязательным условием, что передача пленок мне в этом случае запрещается. Это совершенно противоречило тому, что сообщил месье Ланглуа. Необходимо было воспрепятствовать такому положению вещей: если мой материал после переправки в Австрию вновь будет арестован, то весь процесс опять затянется на неопределенное время. В данном случае помочь мог только профессор Грамацио. Я спешно вылетела в Рим. Когда я появилась перед своим компаньоном, умоляя о поездке в Париж, он с улыбкой согласился, но поставил условием, чтобы мы отправились во Францию вместе.

— Без визы это невозможно, — сказала я.

— Нет проблем, ведь я австрийский Генеральный консул, кроме того, у меня сложились добрые отношения с французским посольством, и мы сделаем вам визу в Риме.

Уже во второй половине дня все было готово. К счастью, мой паспорт, выписанный на фамилию Якоб, помог мне неузнанной вылететь в Париж.

Там первым делом мы направились в «Сетр Насьональ де ла Синематек Франсез». Господин Ланглуа в тот момент, к сожалению, находился в Швейцарии. Его сотрудница, мадам Меерсон, подтвердила, что материал всех моих фильмов, упакованный в ящики, находится у них и его осталось только забрать. Доверенность на получение может выдать только французское Министерство иностранных дел, которое до недавних пор всячески препятствовало тому, чтобы киноленты оказались у меня.

Грамацио на следующий день пригласил на ужин нескольких сотрудников МИДа и мадам Меерсон как представительницу Ланглуа. Он не скупился на траты, заказал в ресторане «Максим» праздничный стол, и там я наконец познакомилась с важными господами из Министерства иностранных дел и австрийского посольства. Особого успеха, однако, мы с компаньоном не достигли. Таким образом нам пока удалось лишь воспрепятствовать передаче моего материала в Австрию.

В Тирзее я закончила компоновку кадров, а в Мюнхене зарегистрировала «Ирис-фильм», дочернее предприятие римской фирмы. После выхода новой версии «Голубого света» совместного немецко- итальянского производства планировалось начать съемки «Красных дьяволов». В этом проекте участвовали