покупку лекарств для матери. Лантин не ответил. Вместо этого во многих иллюстрированных журналах появились фотоматериалы о «Долине». Я узнала, что Лантин тайно вывез из Кицбюэля фотографии, а затем продал их различным редакциям. Для защиты авторских прав я обратилась к своему адвокату, чтобы затребовать назад одолженное оборудование и фотографии со съемок «Долины». Дабы не возвращать мое имущество, Лантин пошел на провокацию, лицемерно осведомившись в Высшем президиуме по финансам, обязан ли он возвращать требуемое, так как еще не знает, не застряли ли тогда в моей фирме партийные деньги. Ему якобы пришло в голову, что он не должен подвергать себя опасности быть обвиненным еще и во лжесвидетельстве.

Однако у провокатора ничего не вышло. После допроса важных свидетелей, таких как Франц Ксавье Шварц[395], бывший партийный министр финансов, ответственный за все денежные вопросы в Коричневом доме, и Винклер, главный управляющий «Фильмкредитбанка», которому подчинялась немецкая киноэкономика, арест с моего имущества окончательно сняли. Это решение суда господин Лантин не смог проигнорировать, и ему пришлось вернуть оборудование.

А у меня появился очередной горький опыт.

Я должна была в январе 1951 года начать подготовку к работе над «Красными дьяволами» в Доломитовых Альпах. Договор с компанией «Кэпитал пикчерс» уже нотариально заверили в Риме, но из-за своего внезапного отъезда в Мюнхен, я еще не получила обещанный аванс. Синьор Паноне обещал привезти деньги в Кортину, где мы запланировали встречу в гранд-отеле «Мажестик Мирамонти». Туда мы приехали вместе с матерью, поскольку мне становилось все тягостнее с ней разлучаться. Нас сердечно приветствовал владелец отеля синьор Менайго. Альфредо Паноне еще не прибыл, чему я поначалу даже обрадовалась, так как после напряженных недель в Мюнхене чрезвычайно нуждалась в отдыхе.

Снег шел не переставая. Дороги постоянно расчищали, но через несколько дней опять лишь верхушки телеграфных столбов торчали из сугробов. Старожилы здешних мест не припоминали подобных снегопадов. Паноне прислал телеграмму, что задержится еще на несколько дней.

Поскольку итальянская пресса неоднократно сообщала, что в Кортине будет сниматься фильм «Красные дьяволы», все местечко лихорадило. Где бы я ни появлялась, меня тут же засыпали вопросами. С некоторых пор от Паноне перестали поступать известия. Что произошло? Я начала беспокоиться, положение становилось все неприятнее. Вся надежда была на аванс, обещанный Паноне, пока же за пределами отеля я не могла расплатиться даже за лимонад или капуччино. Все попытки связаться с Альфредо оказывались безрезультатными. Ни в офисе, ни у него дома никто не отвечал. К несчастью, мой друг Поль Мюллер уехал из итальянской столицы, и с секретарем Ренатой, предоставленной в мое распоряжение, мне также все не удавалось переговорить. Вновь бессонные ночи! Уже истекли три недели бесплодного ожидания в Кортине. Чтобы наконец узнать, как обстоят дела, мне следовало срочно отправляться в Рим. Но где взять денег на билет?!

Синьор Менайго заметил мое беспокойство. Он явно расстроился, когда выслушал рассказ о моем незавидном положении. То, что я не смогу оплатить гостиничные счета, беспокоило его не слишком, но какими убытками обернется внезапная отмена съемок в Кортине, предварительно разрекламированных прессой, его очень огорчило. Кроме того, хозяин отеля и сам, как оказалось, находился под впечатлением от сюжета фильма и поэтому сразу же задумался над другими возможностями финансирования. Синьор Менайго взялся переговорить с некоторыми крупными кинопромышленниками, проводившими Рождество в его отеле. Кроме того, он подключил к процессу добывания средств господина Гуршнера, начальника транспортного управления Кортины, выказавшего особый интерес к фильму, и Отто Менарди, владельца горного отеля «Тре Крочи», также по роду деятельности знакомого с богатыми итальянцами. Эти три господина по собственному почину стали интенсивно заниматься планированием нового финансирования моей картины.

В Кортине появлялись заинтересованные люди, с ними обсуждались конкретные вопросы, даже готовились проекты договоров, — но потом все неожиданно расстраивалось и лопалось как мыльный пузырь. Я уже потеряла всякую надежду, как вдруг — сюрприз: господин Гуршнер сообщил, что провел обнадеживающие телефонные переговоры с крупнейшим итальянским кинопромышленником. Этот человек живо интересовался проектом и хотел со мной переговорить. Он назначил встречу на 12 часов следующего дня в римском «Гранд-отеле», другой срок его не устраивал. Синьор Менайго не возражал против моего отъезда и отсрочки оплаты гостиничных счетов. Ойген Сиопес, знакомый горный инструктор, безвозмездно предоставивший в мое распоряжение местную горнолыжную школу для будущих съемок, любезно согласился проводить мою мать в Мюнхен. К счастью, обратные билеты были уже куплены. Господин Гуршнер как руководитель итальянского автобусного отделения SAS предоставил мне возможность бесплатно добраться до Рима.

Рано утром я прибыла в итальянскую столицу без единой лиры в кармане. За несколько часов до назначенного времени я уже находилась в «Гранд-отеле». Прежде всего освежившись в туалетной комнате после утомительной ночной поездки, принялась лихорадочно листать иллюстрированные журналы в холле отеля. Чего бы я сейчас только ни отдала за хороший завтрак! Подошел официант, протянул мне роскошное меню. Пришлось поблагодарить его и попросить стакан воды.

Наконец стрелки часов достигли двенадцати. Только теперь мне в полной мере стало ясно, как много зависит от этой беседы. Я пыталась успокоиться, но дрожь в пальцах не унималась.

Время неумолимо двигалось вперед, а я все ждала. Давно минул назначенный для встречи полдень. Меня так и подмывало положить голову на стол и зарыдать. Все казалось бессмысленным. В тот самый момент, когда я уже собиралась уходить, ко мне подошел некий господин и спросил на ломаном немецком:

— Синьора Рифеншталь?

Я с тяжелым сердцем кивнула. Тогда мужчина сказал:

— Мы должны попросить у вас прощения, что заставили так долго ждать. На фирме случилось несчастье, которое коснулось нас всех.

Он колебался, говорить ли дальше, и мне показалось, что его лицо донельзя побледнело. Потом, глядя в сторону, этот человек продолжил:

— Управляющий делами нашей фирмы застрелился прошлой ночью. Мой шеф попросил сообщить вам это. Он очень сожалеет, что сейчас не сможет встретиться с вами.

Итальянец давно покинул холл, а я, будто окаменев, все еще сидела на месте. Не знаю, как долго. (Многое из того, что тогда происходило, сегодня видится отчетливо, другое — схематично.) Думая теперь о случившемся в Риме, мне приходит в голову, что смотрю фильм, из которого вырваны куски. Не помню уже, как вышла из отеля, припоминается лишь, как бесцельно бродила, остановилась перед киоском, чтобы купить итальянскую газету, пока не спохватилась, что у меня нет ни лиры. Бросились в глаза заголовки крупными буквами к материалам об итальянской кинофирме, с которой мы должны были вести переговоры. И тут я прочитала: «morti»[396] — единственное понятное мне слово — в статьях о самоубийстве, от которого я тоже косвенно пострадала. Я отправилась, все еще сама не своя, дальше, по направлению к улице Барберини, где находился офис Паноне. Внезапно кто-то обратился ко мне по имени. Затем незнакомая женщина, улыбнувшись, проговорила:

— Замечательно, что мы встретились. Как долго вы еще пробудете в Риме?

Я смущенно пожала плечами и только молвила:

— Не имею представления.

— Не хотите ли погостить у меня несколько дней? Все бы так обрадовались.

Дама импульсивно схватила меня за руку и заявила:

— В любом случае забираю вас сейчас с собой на чай, не могу упустить такую возможность.

Не сопротивляясь, я позволила отвести себя к машине.

Пока мы ехали, моя новая знакомая рассказала, что в течение многих лет является почитательницей моих фильмов, видела и мои выступления в качестве танцовщицы. Сама она училась хореографии в Мюнхене, поэтому и говорила по-немецки почти без акцента. Автомобиль медленно взбирался по улице Аурелиа-Антика, крутой и полной поворотов улице. Мы очутились довольно высоко над Римом перед громадными железными воротами, за которыми виднелся небольшой старый замок в романском стиле, окруженный высокими соснами.