буржуазии, даже если это будет означать временную, до победы революций в Центральной Европе, утрату Петрограда и значительных территорий страны (79).

Мартов считал, что германские мирные условия являются доказательством того, что их принятие обречет русскую революцию на скорую гибель. Идею мирной «передышки», бывшую краеугольным камнем ленинских построений относительно выживания революции в России, он назвал «самообманом». Как выразился Мартов, германские условия практически гарантируют, что «на второй день по подписании этого мира, Советская власть в Петрограде будет пленницей немецкого правительства». «Вы должны понять и, понявши, сказать, можно ли покупать этой ценой существование Советской власти», — добавил он. По мнению Мартова, приемлемых путей было только два: сражаться в надежде победить или, если победа невозможна, сражаться, чтобы умереть с честью, как поступили парижские коммунары. Он дал понять, что, с его точки зрения, ситуация не выглядит безнадежной — что разумной стратегией могло бы стать отступление вглубь России и организация оттуда обороны, основанной на единстве всех жизненных сил революции. Что касается крайнего решения, принятия которого так добивается Ленин, а именно, немедленной капитуляции, то оно, по мнению Мартова, никакое не решение, а рецепт катастрофы (80). Тот же акцент на неприемлемости германских мирных условий и необходимости попытаться противостоять немцам, каким бы трудным это противостояние ни было, был характерен и для выступлений Лихача и Линдова (81).

Во время этих выступлений представителей оппозиции Ленин стоял на трибуне, рядом с председательским местом, нервно ожидая начала голосования. Все указывало на то, что голоса разделятся практически поровну. Опять из-за отсутствия чрезвычайно большого количества членов, в том числе многих «левых коммунистов», у большевиков не было большинства на этом собрании, насчитывавшем примерно 230 участников (82) Даже если бы все присутствующие «левые коммунисты» подчинились бы партийной дисциплине, как того требовало большинство фракции, и проголосовали за принятие германских мирных условий, Ленину все равно понадобилась бы помощь других фракций, чтобы это решение победило. Между тем, в кулуарах противники Брестского мира из числа левых эсеров прилагали максимум усилий, чтобы привлечь на свою сторону «левых коммунистов» (83). По договоренности, голосование проходило в два этапа: предварительное голосование, где фиксировалось число поднятых мандатов, а затем сразу же поименное. Сначала Свердлов попросил поднять мандаты тех, кто за принятие мира. Результат — 112 — оказался на грани риска. Затем проголосовали те, кто против и воздержался, — 86 и 22, соответственно. Кто-то из солдат-большевиков зааплодировал; это вызвало гневную реакцию Штейнберга, который закричал и забарабанил кулаками по ограждению правительственной ложи, в которой сидел (84).

В 4:30 утра, за два с половиной часа до истечения срока германского ультиматума, Ленин обрел право действовать. Когда он торопился на заседание Совнаркома, чтобы получить одобрение текста ответного послания германскому правительству, во ВЦИКе началось поименное голосование. Один за другим, члены ВЦИКа поднимались на трибуну, чтобы огласить свою позицию. Умеренные социалисты и левые эсеры зааплодировали, когда, в числе первых, Бухарин проголосовал против мира (85). Говорили, что Луначарский, проголосовав «за», заплакал. Итоги поименного голосования лишь слегка отличались от предварительных: 116 «за», 85 «против», 26 воздержавшихся. «Пятью голосами Россию продать нельзя!» — выкрикнул кто-то из задних рядов. Среди воздержавшихся было 22 левых эсера — сторонников мира. Им Ленин, несомненно, был многим обязан. В рамках соблюдения партийной дисциплины, проголосовали за мир и некоторые наиболее активные «левые коммунисты» из Петербургского комитета, в том числе Бокий, Володарский, Косиор и Равич. Рязанов и Иосиф Пятницкий, вслед за Бухариным, нарушили партийное единство и проголосовали против мирного договора. Коллонтай, Дзержинский, Крестинский, Иоффе, Бубнов и Урицкий оказались среди тех «левых коммунистов», которые на заседание не явились (86).

Около семи часов утра 24 февраля радиостанция в Царском Селе передала в Берлин, что «согласно решению, принятому Центральным Исполнительным Комитетом… Совет Народных Комиссаров постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск» (87).

После того как Троцкий провозгласил свое «ни войны, ни мира» в Брест-Литовске, многие в революционном Петрограде, хотя и, разумеется, не все, праздновали «конец войны». Даже Троцкий был уверен, что его гамбит удался. Однако 18 февраля немцы в ответ возобновили наступление на русские позиции, намереваясь продвинуть линию фронта значительно ближе к Петрограду.

Это нападение спровоцировало новый виток дебатов о сепаратном мире в большевистском руководстве. Сначала большинство ЦК партии, так же как и Совнаркома, выступало решительно против немедленной капитуляции, на которой настаивал Ленин, предпочитая подождать и посмотреть, как будет реагировать на действия Германии европейский пролетариат. Однако развал русской армии на фронте шел такими быстрыми темпами, что уже в ночь на 19 февраля Троцкий своим голосованием обеспечил Ленину необходимый перевес, чтобы провести решение о принятии германских мирных условий через большевистский ЦК. Той же ночью и с таким же минимальным перевесом решения о немедленном мире были приняты малочисленными собраниями ЦК левых эсеров и Совнаркома, и Ленин с Троцким отправили свое злополучное «капитулянтское» послание в Берлин.

После этого конфликт в обоих лагерях — большевистском и левоэсеровском — по вопросу о сепаратном мире разгорелся с новой силой. Так, Петербургский комитет большевиков не переставал остро критиковать мирную политику партии и правительства. В этом ключе Четвертая городская конференция петроградских большевиков, посвященная организационным реформам (вызванным необходимостью компенсировать внушительные кадровые потери организации и сохранить, хотя бы частично, демократизм принятия партийных решений), осудила позицию ЦК и потребовала отмены решения Совнаркома о принятии германских условий.

Между тем, немцы продолжали стремительно наступать, и очень скоро над Петроградом нависла зримая угроза вражеской оккупации. Эта суровая реальность поставила ленинское большинство в руководстве партии и правительства в двойственное положение, когда оно было вынуждено одновременно пытаться агитировать за сепаратный мир и организовывать оборону Петрограда. По странной иронии, это противоречие позволило Свердлову на заседании 21/22 февраля переключить внимание ВЦИКа с решений о мире на оборону, тем самым облегчив прохождение резолюции, которая, формально одобрив миротворческие усилия Советского правительства, призвала российские массы до последнего защищать революцию.

Однако, не успело это решение войти в силу, как полученные из Германии еще более жесткие условия заключения мира снова вызвали в советском руководстве острые дебаты о войне и мире. В этот момент ленинская угроза отставки с высших постов в партии и правительстве, похоже, оказалась решающим аргументом, заставившим большинство ЦК большевиков одобрить принятие новых германских условий. В то же время, «левые коммунисты» во главе с Бухариным и левые эсеры продолжали выступать резко против сделки с империалистами. Эти глубокие разногласия проявились особенно ярко на историческом заседании ВЦИК ночью 23/24 февраля, на котором сторонники немедленного мира во главе с Лениным одержали — с минимальным перевесом — победу над сторонниками войны. Конечно, одно из главных препятствий на пути к выходу из войны было пройдено. Однако в условиях, когда германские войска были уже на подступах к Петрограду, а среди большевиков и левых эсеров оставалось значительное количество стойких противников сепаратного мира, новые препятствия были еще впереди.

1 Новые ведомости. 1918. 29 января. С 2

2 IN Sternberg In the Workshop of the Revolution — New York, 1953 P 237

3 Социал-демократ. 1918. 13 февраля. С 2

4 Известия. 1918. 31 января. С 3

5 ГАРФ Ф 1235 Оп 18 Д4 Л 1

6 Красная газета. 1918. 31 января. С 1

7 Знамя труда. 1918. 30 января. С 1

8 См недавнюю биографию. Кроуми Rov Bamlon Honored By Strangers The Life of Captain Francis Cromie CB DSO— 1882–1918 — Shrewsbury, 2002

9 Классическое произведение Нины Берберовой «Железная женщина, 1892–1974» (Нью-Йорк, 1991),