Кухонный стол был покрыт выцветшей, порезанной кое-где клеенкой, в раковине стояло несколько чашек, занавески на окне не было, на подоконнике располагалась литровая банка с водой.

Саша сел за стол и посмотрел на Яну: склоненная голова, темная прядь.

«И ведь чувствует взгляд…»

Она действительно повернулась к нему. И даже слабо улыбнулась.

— Сейчас поедим, — сказала.

— Мы всё-таки выпьем шампанского. Просто так, безо всякого смысла, — сказал Саша.

Он сходил за бутылкой, оставленной в прихожей возле стойки с обувью. Всполоснул две чашки, не спеша, беззвучно открыл шампанское, тихо разлил. Подал Яне чашку и, не чокаясь, отпил сам, из своей.

Яна несколько секунд смотрела, как пузырится напиток, и тоже пригубила, стоя у плиты.

— Шампанское с гречневой кашей, — сказала наконец.

— Прекрасно, — ответил Саша.

Она поставила на стол две тарелки с едой. Села к столу, спиной к окну. Нарезала подсохшую горбушку ржаного хлеба тоненькими ломтиками. Предложила угощаться и сразу начала есть сама, глядя в тарелку.

От Яны не исходило чувства отчуждения, нет, — Саша вдруг это явственно понял, но она словно впала в тихую, не отягощенную присутствием Саши хандру.

Оттого молчание сменило тональность и даже стало уместным, хоть и нарушалось невнятным бубненьем телевизора за стеной и слабым, еле различимым стрекотанием шампанского, вновь разлитого — себе и долитого — Яне Сашей.

Он поковырялся немного в каше — но аппетита не было. Зато выпил. И Яна неожиданно жадно выпила. И еще попросила.

Саша встал, посмотрел в окно. Там было смурно и неприветливо.

Банка с водой стояла на окне.

Яна, сидящая спиной к Саше, допив шампанское, поставила пустую чашку на стол и отодвинула пустую тарелку от себя.

Саша видел это, глядя Яне в затылок.

Он держал в руке банку с водой, мгновение назад взятую с подоконника с целью подкрепить наглядно глупый вопрос: «А зачем вот эта банка здесь стоит?» Но неожиданно для себя он сделал полшага к Яне и вылил воду из банки ей на голову.

Наверное, это был глупый поступок. Но она встала со стула, улыбаясь на несколько ватт ярче, чем минуту назад, и держа чуть подрагивающие, словно от смеха, ладошки под прядями волос, с которых стекала вода.

— Поганец такой, — с улыбкой говорила Яна. — Ах, поганец…

Она ушла в комнату. Вернулась оттуда с полотенцем на голове и все еще улыбаясь.

— Я в ванную пойду, понял? — сказала весело.

Саша попытался придумать шутку или хотя бы шутливую реакцию в ответ. «Не понял» — отмел; «Я подумаю об этом» — отмел, не придумал ничего и только кивнул в ответ, по-щенячьи размашисто.

Он примостился у телевизора, листая его, привычно настроившись на безболезненное получение нескольких доз пошлости и невежества. Привычно не получилось, и Саша выключил звук. Так лучше.

В ванной шумела вода.

«Будь что будет, всё равно… парки… какие там парки? Все время забываю… “Парки дряхлые, прядите…” “Ты шуми, веретено…”»

Ему действительно было все равно.

Яна вышла из ванной в халате и тапочках, яростно вытирая голову махровым, красным с белыми полосами полотенцем.

Без макияжа она стала еще проще и милее, нестрогая и чистая. И тонкие, побелевшие от воды пальцы…

Саша прошел в ванную. Разглядывал себя в зеркале, щурясь.

«Сегодня утром ведь уже смотрел. За пятьсот километров отсюда. Думал: какой я? Надежный, безнадежный…»

Включил воду, провел влажной ладонью по лицу.

…Яна постелила ему на полу и себе на диване. Достеливала, когда Саша вышел. Он смотрел, улыбаясь мягко, как она нагибалась, разглаживая простыню.

Горел только ночник, верхний свет был выключен.

Возле дивана стояла бутылка шампанского — Яна принесла. И даже, кажется, отпила еще.

Она выключила ночник. В полутьме села на диван спиной к Саше, быстро сняла халат… Саша смотрел на ее тонкую, почти мальчишескую спину; лифчика на Яне не было. Небрежно бросила халат на стул рядом с диваном и легла под одеяло, укрывшись по самый подбородок.

Подняла вверх глаза — увидела темным силуэтом стоящего Сашу и отвернулась к стене, словно позволяя ему без стеснения раздеться. И лечь подле дивана.

Но он сел на диван и положил ей руку на затылок. Провел ладонью по спине, остановившись чуть ниже лопаток, и почувствовал, как по телу Яны побежали мурашки.

— Тебе холодно? — спросил он.

Вместо ответа она резко обернулась — но не к Саше, а к бутылке шампанского, стоявшей на полу. Неумело отпила из горла, несколько глотков. Вернула бутылку на пол, упала на спину, и Саша увидел ее раскрытые широко, растерянные глаза, открывшуюся маленькую грудь. Нежно взял Яну под шею ладонью, наклонился и тихо поцеловал в губы, едва касаясь. Почувствовал запах шампанского и затем быстрый, кошачий язык Яны и маленькие ее зубы.

Целовались тихо, вдумчиво и даже аккуратно, словно слепые — изучающие друг друга губами.

Он гладил Яну, она была тонкая, вся тоненькая, и еще немного сырая после душа, холодной, слабой влагой — и лишь в одном месте влага оказалась очень горячей и неожиданно обильной: он почувствовал пальцами… Вздохнула слабо.

Саша снял рубашку, стянул брюки, бросая одежду на пол. Казалось, что Яна смотрит на него удивленно — отчетливая голова на маленькой подушке.

Прилег на бок возле Яны, взял ее за плечо, к себе поворачивая. Она поддалась, оказалась лицом к лицу его — и неожиданно сильно обняла Сашу свободной рукой за шею, как обнимаются дети. Прижалась животом, грудью, к его… животу и к его груди, поцеловала Сашу в скулы, в шею, в подбородок.

Закинула легкую ножку Саше на бедро — и вся раскрылась. Он лишь чуть-чуть опустился ниже всем телом, придержал Яну за маленькие ягодицы, и всё…

Они смотрели друг на друга в темноте и не закрывали глаза. Саше казалось даже, что у Яны они раскрываются все больше. Словно он ошарашил ее, а потом продолжал удивлять все больше.