грозила по телефону Страуткалнам? Стало быть, противник в панике, напуган обыском у Геновевы. Чувствуют, что сук под ними начал потрескивать.
—
Может быть, они хотят нас запутать и повернуть следствие в другую сторону? — предположил Трубек.
—
А ты как думал? Они тоже не дураки. Понимают, что раз нашли одежду, то арестуем Казимира. И кинули нам, как приманку, новое обстоятельство. Расчет простой — пока мы будем бегать в поисках наследников, Щепис успеет еще раз улизнуть.
—
Да, но завещание и в самом деле новое обстоятельство, — попытался возразить Трубек. — Возможно, следовало бы…
—
Изучить завещание успеем, оно никуда не денется, — перебил его Дзенис. — А вот Казимира Щеписа упустить нельзя. Товарищ Трубек, пишите постановление на арест.
Дзенис взглянул на часы.
— Уже пора бы. Непонятно, почему они задерживаются.
Он взял стул и сел в углу комнаты, неподалеку от окна.
Трубек убрал со стола все лишнее, снял очки и принялся тщательно протирать стекла носовым платком.
В дверь постучали. Затем в щели появилась веснушчатая физиономия под милицейской фуражкой.
Трубек отложил очки в сторону.
—
Введите!
В кабинет тяжело вошел Казимир Щепис. Он обвел стены мрачным, злым взглядом.
—
Вы, может, скажете, за что меня взяли?
Трубек указал ему на стул, стоявший примерно
в метре от стола.
—
Прошу сесть, — предложил он спокойно.
—
Спасибо вам! — Щепис сжал кулаки. — Уже третий день сижу, только не знаю, за что.
—
Не беспокойтесь, все узнаете. А теперь поговорим.
—
Вон чего: поговорим! — передразнил его Щепис. — Ради этого приволокли меня аж из Норильска, чтобы поговорить?
Трубек достал из кармана шариковую ручку и принялся вертеть ее в пальцах.
—
Где вы работали до отъезда на Север?
Щепис налился краской от злобы.
—
Ишь чего! Будто сами не знаете. В автотранспортной конторе работал.
—
А почему уехали?
—
Надоело в Риге, вот и уехал. Заработать хотел побольше.
—
Здесь тоже грех было жаловаться на заработки. Часто ездили в командировки. Весь октябрь в прошлом году были в Кулдиге.
Щепис подозрительно покосился на следователя.
—
Подумаешь, какая лафа — Кулдига, — проворчал он. — Из лесу не вылезали.
—
Не так далеко от Риги. Разок-другой можно было и домой съездить.
—
Черта с два съездишь при таком бригадире. Как собака на сене: сам не едет и других не пускает.
—
И все-таки в Риге вы побывали!
—
Кто вам сказал?
В кабинет вошел прокурор Озоллапа.
—
Ну как, развязался язык у нашего приятеля?
—
Он никак не может вспомнить, ездил из Кулдиги в Ригу или нет, — сказал Трубек.
—
Так, так, — протянул Озоллапа. — Придется напомнить, — и прокурор повернулся к Казимиру: — Что вы делали в Риге в ту ночь?
—
В какую ночь?
—
Не прикидывайтесь, нам все известно. Вот тут написано, — Озоллапа хлопнул ладонью по толстым папкам на столе. — Ну так как, будете говорить?
—
Мне говорить нечего.
—
Совершил такое тяжелое преступление, и ему нечего рассказать, — покачал головой Озоллапа. — Ай- ай-ай!
—
Я уже сказал, что в октябре в Риге не был, — упорствовал Казимир.
Дзенис, молча сидевший в углу, встал и вышел на середину комнаты.
—
Не забывайте об одном: по нашим законам чистосердечное признание является смягчающим обстоятельством. Не надо упираться. Нам известно о преступлении, совершенном вами ночью одиннадцатого октября. И мы можем это доказать.
—
Ничего вы не докажете.
—
В ту ночь дворник видел вашу машину в переулке, недалеко от дома.
—
Брешет, — отрезал Щепис. — Это была не моя машина.
—
Быть может, ошибается и автоинспектор, задержавший вас по дороге в Ригу? — Трубек положил перед Казимиром Щеписом два документа.
Щепис поглядел на бумаги, словно нехотя стал их читать. И чем дальше читал, тем сильней ощущал безвыходность своего положения.
Внешне он оставался спокоен, но мысль петляла как вспугнутый заяц: раз уж они пронюхали о происшествии на шоссе, тогда крышка. Очевидно, инспектор кое-что им порассказал. А тут у следователя на столе еще целая пачка бумаг. Столько всего понаписано. Уж это точно — кто-то раскололся. Наверно, эти двое, что помогали в ту ночь. Может, и впрямь лучше признаться?
И Казимир Щепис решился.
—
Ладно, — процедил он сквозь зубы. — Расскажу все.
Озоллапа окинул победным взглядом Дзениса с Трубеком и вышел из комнаты.
Когда дверь за прокурором закрылась, Щепис попросил разрешения курить. Трубек придвинул пепельницу к нему поближе. Казимир достал помятую пачку «Памира», долго разминал в пальцах сигарету, зажег и сделал несколько глубоких затяжек. Откашлялся и начал:
—
Есть у меня в Риге старый кореш, я его с детства знаю. Еще до войны вместе бегали- по Московскому форштадту. Правда, теперь встречаемся редко. Он теперь большой человек, завмагом работает.
Щепис стряхнул пепел на пол. Дзенис опять сел на свой стул в углу и, скрестив руки на груди, терпеливо слушал. Трубек медленно прохаживался по комнате.
Казимир, постепенно успокаиваясь, продолжал:
—
Прошлый год осенью я сидел раз в пивном баре и потягивал «Жигулевское». Вдруг — я глазам даже своим не поверил — вырос он передо мной, как гриб после дождя. Подсел. Из кармана пол-литра достает. С пивом она хорошо идет… Рассказываю ему про свою жизнь. Дела идут неважно. Тогда он предлагает мне бизнес. Подумал я, решил, на такого человека положиться можно; лишний рубль тоже не помешает. Ну чего еще? В голове звон стоит. Одним словом, ударили по рукам. По дороге домой все обговорили.
Трубек сел на свое место и приготовился записывать. Щепис закурил вторую
Вы читаете Приключения 1972—1973
