—
Никто. Я сама.
—
А может, все-таки ваш друг или знакомый?
—
Нет у меня друга.
—
Это неправда. Вы сами рассказывали девушкам о-своем парне.
—
Рассказывала, — созналась после паузы Зента. — Потому что они все время дразнили меня старой девой. Я и придумала, будто у меня тоже есть друг лишь бы они отвязались. Хоть верьте, хоть не верьте, но ни одна из наших девчонок его ни разу не видала;
—
Верно Чего не было, того не было, — согласился Соколовский. — А как вы познакомились с Алидой Лоренц?
—
Совсем случайно, у доски объявлений. Плохо мне было в общежитии. К девчонкам приходили знакомые ребята. Иногда гулянки устраивали…
Я
училась в вечерней школе и не могла готовить уроки при таком шуме.
—
Но первым делом вы ведь бросили работу.
—
Так получилось. Не по силам была мне эта работа. Подвернулась возможность поступить ученицей в шляпную мастерскую. Специальность подходящая, и зарабатывать можно прилично.
Ответы Зенты звучали правдиво.
—
Что же было дальше? Стали враждовать с хозяйкой квартиры?
—
Никакой вражды не было. Это вышло нечаянно.
—
Нечаянно убили человека?
—
Лоренц была жутко вредной старухой. Никогда ей было не угодить. За койку драла большие деньги и еще придиралась на каждом шагу. Я терпела сколько могла, старалась ей не перечить. Боялась остаться на улице.
Зента поджала губы.
—
Расскажите про тот вечер.
—
Я в тот день пришла домой очень усталая. С ног прямо падала. Да еще схватила двойку за контрольную по математике. И так было тошно, а хозяйка принялась мне мораль читать. Я не выдержала…
—
И взялись за топор.
—
Нет, я стала на нее кричать. Первый раз в жизни выругалась и велела ей заткнуться. И еще пригрозила, что, если не замолчит, хвачу ее чем-нибудь.
—
А она? Показала на дверь?
—
Стояла посреди комнаты и трясла кулаками. Обзывала меня всякими словами, грозилась на работу пожаловаться. А потом… Сама не знаю, как у меня в руках оказался кирпич. Я не хотела ее ударить, честное слово, — понурилась Зента. — Ей-богу, не хотела. Сама не понимаю…
На капитана смотрели влажные, до смерти перепутанные глаза.
—
И потом выбросили кирпич в окно?
—
Нет, за шкаф кинула.
—
А почему окно осталось открыто?
—
Не знаю, уже не помню. Может, окно было, открыто, не заметила. Только я его не открывала. Лоренц никогда не давала открывать окно, не позволяла проветривать комнату.
—
Что же было потом?
—
Со страху накидала на хозяйку сверху одеяла и подушки, взяла свой чемоданчик и бросилась бежать.
—
Перед тем как уйти, в шкафу или в комоде что- нибудь искали?
—
Да, свою одежду забрала.
—
Но из шкафа исчезли кое-какие вещи Лоренц?
—
Да что вы! К чужому я никогда даже не прикасалась!
—
Впопыхах дверь, наверно, не заперли.
—
Н-нет, не может быть, — подумав, возразила Зента. — Нет, нет, заперла. Я это хорошо помню. Потом всю ночь проходила по улицам. Как помешанная была. Несколько раз хотела пойти в милицию, но не осмелилась. На другое утро взяла расчет и уехала в Москву. Оттуда полетела в Норильск. Старалась уехать как можно дальше.
Наступило гнетущее молчание. На чистом бланке протокола капитан Соколовский задумчиво рисовал чертиков. Одного, другого, третьего… Словно проверяя себя, он мысленно сопоставлял факты. Картина убийства, столь отчетливо нарисованная Зентой Саукум, соответствовала тому, что он видел своими глазами в квартире Алиды Лоренц. Сваленные на труп одеяла и подушки, кирпич за шкафом, раскрытый комод, запертая дверь комнаты…
Однако капитан не испытывал профессионального удовлетворения, всегда сопровождающего раскрытие тяжелого преступления. Напротив, он ощущал разочарование. Вместо матерого бандита перед ним стояла худышка с большими детскими глазами. Что поделать, бывает в жизни и такое…
—
Отправитесь со мной в Ригу, — объявил о своем решении капитан. — Или будем оформлять арест официально?
Зента поняла.
—
Не сбегу. Все равно разыщете.
—
Ладно, тогда поехали в общежитие за вещами.
9
Зал суда был набит до отказа. У самых дверей даже нельзя было различить лица людей — они сливались в одну сплошную гудящую массу.
Сегодняшнее заседание обещало быть интересным. Свидетели уже были допрошены, эксперты подтвердили свои заключения, подсудимая призналась в содеянном преступлении. Публика с нетерпением ожидала обвинительной речи прокурора.
На последних скамьях студенты с юридического сдвинули головы вместе. Девушка с русыми косичками торопливо листает «Уголовный кодекс».
—
Пожалуй, точнее будет квалифицировать как особо жестокое убийство.
Худой и длинный юнец полностью с ней согласен:
—
Конечно, Миллия. Зверское убийство, жесточайшее. Кирпич-то ведь был такой жесткий!
—
Эх вы, лопухи, наверняка это будет убийство в состояний сильного душевного волнения, — включается в разговор брюнетка в очках.
—
А может, убийство при самозащите или по неосторожности, — робко высказывает свое предположение еще кто-то.
Адвокат Робежинек явно скучает. Он больше не смотрит на публику, а, поджав губы, что-то рисует в своем блокноте.
Через полузакрытые двери народ помаленьку протискивался в зал и толпился в проходах.
Разговоры внезапно смолкли. В зале суда мгновенно воцарилась напряженная тишина. Все взгляды обратились на боковую дверь. На пороге возник дюжий широколицый милиционер. За ним семенила щупленькая девушка. Рядом со своим стражем Зента Саукум выглядела и вовсе ребенком. Жиденькая челка прикрывала и без того невысокий лобик. На худом личике была написана покорность неотвратимой и жестокой судьбе.
Девушка послушно прошла к отгороженной барьером скамье подсудимых. Мгновение поколебавшись, опустилась на нее. Сидела одинокая и поникшая.
Затуманенный взгляд Зенты бесцельно блуждал по коричневым стенам, по
Вы читаете Приключения 1972—1973
