— Давно ты с пей говорил?

— Нсрвы-то не расходуй, они для Кота понадобятся!

— Давно ты с ней говорил?

— Минут пятнадцать назад!

Климов на секунду отнял от уха трубку, растерянно огляделся. Аграфена дремала, старик вахтер, сначала вздрагивавший от его крика, теперь откровенно спал, навалясь грудью на стол. Молодой щурился на свет лампочки, пожилой был начеку, неся охрану. В трубке журчал голос Селезнева.

— Селезнев! — крикнул он, перебивая. — Запомни! Клыч ждет у Тростянского колодца. Сбор там. Торопи Клейна!

Он повесил трубку и зачиркал карандашом по клочку бумаги, лежащему на столе: «Тов. Клыч, Клейн будет у Тростянского колодца как сможет. Все передал. Сам должен немедленно идти в Горны. Климов».

Он выскочил на улицу. Возчик дремал. Он ткнул его кулаком в бок.

— Найдешь то место, откуда приехали?

— Аи безглазый совсем? — сказал мужик, зевая. — Найду.

— Вот записка, передай тому, с усиками.

— Старшому?

— Да.

— Передам.

Климов зашагал по улице. К Горнам тут можно было выйти двумя путями. Через свалку, где ждали Клыч и Стас, — кружной дорогой, — или через окраину Заторжья мимо прудов. Второй путь был короче. Главное — быть уже в Горнах, когда там окажется Клембовская. Ну Селезнев, Селезнев! Спровоцировал! Зачем Клембовской понадобился он, Климов? Сначала одна женщина, потом другая!

Заторжье кончилось. Вот последние дома с потухшими окнами, с накрепко задвинутыми ставнями. Он свернул вдоль забора. Вот они, пруды! Черная вода в них серебрилась. Пробираясь впритирку к забору по узенькой стежке, он услышал бессонное бормотанье Горнов. Ржали лошади, кто-то пел, слышался раздерганный дребезг гитары, голоса. Доносило дым костров. Цыганский табор. Он вышел на бугор. Отсюда Горны были как на ладони. Горели костры, в их свете виднелись лица сидевших вокруг них. Бродили неясные силуэты. Из окон вразброс поставленных беззаборных домов светили огни. В середине небольшой площадки, заставленной подводами и палатками, одиноко высился шатер. Климов спустился вниз и пошел к этой площадке, где было особенно много движения. Он шагал, небрежно сунув руки в карманы, опустив до переносья кепку. От одного костра кто-то оглянулся на его шаги, позвал:

— Костяра, мы нонче кемарить будем?

Он прошел мимо. Казалось, что вслед ему оглядываются, но он не убавил шага. В центре около шатра звенела гитара, и хриплый женский голос пел:

А потом загу-ля-а-ли, запе-ли, братва,

Впе-ре-межку ба-я-ан да гита-ара-а!

Сколько девушек было в тот ве-е-чер у нас,

В этот ве-э-чер хме-льного уга-ра!

Он подошел, постоял позади сидевших. Беспризорники в лохмотьях, одутловатые пропойцы с высвеченными пламенем багровыми лицами, хорошо одетые молодые люди с перстнями, высверкивающими от падавших отсветов. Он должен был искать Рыжего и самого Кота. Но как найти их ночью, когда все кошки серы?

Какой-то пьяный выскочил плясать и чуть не упал в костер. Его с хохотом оттащили от пламени. Климов пошел дальше. У другого костра играли в «железку». У третьего, передавая вкруговую бутыль, пели вразнобой «В Ростове-городе открылася пивная». Сзади пьющих стояли несколько оборванцев и собачьими глазами следили за бутылкой, переходившей из рук в руки. Но тут гулял народ безжалостный — деревенские конокрады. Да и кто, кроме них, осмелился бы ночевать в Горнах? Климов обошел телеги, палатки, вышел к домам. Около них было тише. Возле одного на бревнах сидели какие-то люди, переговаривались вполголоса.

Климов прошел, независимо покачивая плечами. За его спиной разговор оборвался. Он встревожился. Но там уже опять заговорили. Впереди, у входа к насыпи, за которой совсем неподалеку был Тростянский колодец, горел костер. Оттуда шел тошнотворный запах паленой шерсти и мяса — коптили коровью ногу.

У костра какой-то парень, раскачивая ногами, плясал на руках. Климов подошел и вдруг остановился. С перевернутого лица смотрели дико вытаращенные глаза. Парень упал. Грохнул смех. Упавший поднимался, не сводя глаз с Климова. Тот вдруг по тельняшке, угловатости плеч и белесой шевелюре угадал Афоню. В глазах Афони был ужас. Климову стало не по себе. Он повернулся и пошел. Почему Афоня так перепугался? Не предал бы еще, чего доброго. Он прислушался. Но от костра долетали лишь мирные звуки чавканья да лопалась от жара шкура коровьей ноги.

Климов повернул к площадке с шатром, прошел мимо двух близко стоявших друг к другу домов с темными стеклами и остановился. Спиной к нему, к площадке, где горели костры, шли две девушки. Одеты они были в темные платья, головы в платках, но Климов стоял, потрясенный этим зрелищем. Их выдавали даже походки, они не умели ходить так, как женщины из Горнов — проститутки и боевые подруги налетчиков. Там в самой поступи был вызов и наглость, а здесь шли две молоденькие девушки- интеллигентки, держась под руки. Климов смотрел, обливаясь потом. Одна из них была Таня. Ему не нужно было заглядывать под платок, он за километр отличил бы этот ее шаг, эту робкую, еще не расцветшую женственность движений. Девушки шли к кострам, а он смотрел в их спины и вдруг каким-то звериным, обостренным чутьем понял, что смотрит на них не один. Из-за косяка дома вышел человечек. Маленький, щуплый, он переступал как-то странно, словно на протезах. Человечек поплелся за девушками, и, когда они вышли к кострам, обошел их сбоку, и с минуту пристально смотрел на них. Костер качнулся под рывком ветра. Человечек попал в полосу света, и Климов увидел рыжину пышной прически, острый нос и цепкие сощуренные глаза. Человечек обошел костер и куда-то пропал. Климов стоял как прикованный. Красавец видел девушек. От костра на стоявшую неподалеку пару стали оглядываться. Огромный босой мужик, поднявшись, пошел к ним. Девушки отступили несколько шагов и встали, прижавшись друг к другу. Оборванец, пошатываясь, подошел. За ним неторопливо подошли двое красавчиков в модных костюмах.

— Не ко мне в гости пришли? — спросил босой и вдруг схватил обоих за плечи. Тотчас же парни в модных костюмах оторвали его и пинками погнали к костру.

— Чьи марухи? — деловито спросил один из них.

— К Куцему пришли? — спросил второй. — А то он канает второй день.

Девушки молчали.

Подошли еще двое. Климов уже двинулся было к ним, как вдруг откуда-то появился Рыжий. Он что-то шепнул молодчикам в пиджаках, и те испарились. Рыжий подошел к девушкам шага на два, и тут одна из них (Клембовская — по резкости движений узнал Климов) дернула рукой, но. Рыжий, прыгнув, выбил у нее из рук пистолет.

— Пошли! — просипел он и дулом погнал перед собой обеих. От костров оглянулись, но никак не отреагировали. Видать, не посмели.

Климов, стараясь ступать как можно тише, пошел за ними. Рыжий уже проконвоировал девушек между последних домов и вывел их на бугор. Дальше были пруды. Климов побежал, стараясь заглушить дыхание. Выскочил на бугор.

Девушки в смутном свете луны пятились к пруду, а Рыжий с выставленной вперед рукой надвигался на них. Климов выстрелил дважды, и Рыжий, прыгнув, повернулся и упал. В ту же секунду Климов, почувствовав чье-то присутствие рядом, резко повернулся. Сзади, почти рядом с ним стоял рослый костистый человек с голым черепом и безглазым лицом. Рослый шагнул, и Климов вдруг понял, кто перед ним. Это был Кот. Тот придвинулся вплотную. Климов почувствовал запах его пота и сразу ударил. Он ударил дулом пистолета и тут же рухнул и откатился от жесткого удара головой. Но вскочил он прежде, чем бритый оказался рядом с ним. Страшная боль переломила руку. Браунинг его упал, но он тоже изо всей силы пнул ногой, и бритый скорчился. Левой рукой Климов поднял пистолет и, прежде чем Кот разогнулся,