машину.

— Ты собирался зайти к Фреду, — напомнила Майга.

— Да, да! Он обещал мне новые контакты для прерывателя.

— Надеюсь, ты долго не задержишься.

— Нет, дорогая, я скоро.

Майга взбежала по лестнице, отперла дверь, осторожно закрыла ее за собой и кинулась к телефону.

Судя по всему, на другом конце провода этого звонка ждали. Трубка была поднята по первому же гудку,

— Алло!

Приглушенным голосом Майга сказала:

— Это я. Все в порядке. Эдвин его разыщет. Все. Пока!

Она положила трубку и устало опустилась на стул.

Софья Трубек сидела на краешке дивана и вязала сыну джемпер. Руки поднялись и вновь устало упали на колени. Уже сколько раз она разогревала ужин. А Борис ее как с утра ушел, так все и не возвращается с работы. Да, трудно свыкнуться с фактом, что сын стал взрослым человеком, что у него свои интересы и увлечения. Что поделать, жизнь имеет свои непреложные законы…

Мать подошла к окну и приоткрыла штору. Все люди приходят вовремя с работы домой, только ее сына все нет и нет. Опять беднягу, наверно, задержали дела. Возится все со своими преступниками.

Наконец-то раздались на лестнице знакомые шаги. Софья сняла очки и направилась, шаркая шлепанцами, к двери. Щелчок ключа, в переднюю входит Борис.

— Где ты запропастился? — в голосе привычная тревога. — Просто не знаю, что и думать.

— Какая ты у меня трусишка, мамочка!

Борис обнял мать и поцеловал в морщинистую щеку. Так всегда они встречались, даже после двухчасового отсутствия, хотя Борис давно уже не маленький, как казалось матери. Всем матерям так кажется. После школы он пошел работать на завод. И лишь спустя несколько лет, когда по-настоящему стал на ноги, поступил на заочное отделение юридического факультета.

Мать стучала на кухне крышками, Борис долго и тщательно отмывал с мылом руки. Потом они сели за ужин.

— У тебя сегодня был трудный день, — спустя некоторое время заговорила мать.

— Трудный, мама, — подтвердил Борис. Взгляд его был задумчив.

Поев, Борис встал.

— Мам, я тебе помогу со стола убрать.

— Ступай, и так устал. Сама справлюсь. Вот здесь газеты. Лучше почитай немного перед сном.

Борис зажег лампу над диваном, расположился полулежа и стал лениво просматривать газеты. Но ничего интересного не было. Мысль непрестанно вертелась вокруг одного и того же. Сегодня он был в нотариальной конторе. Там выяснилось, что Лоренц в самом деле оставила завещание, по которому все ее имущество переходило во владение Адольфа Зиткауриса, старого человека, старше, чем она сама. Но вот три года назад она переписала завещание на имя Вольдемара Лапиня.

О каком имуществе вообще могла идти речь? После смерти Лоренц нотариус описал все ее вещи. Это была старая мебель и одежда. Ничего ценного. Если не считать сберкнижки, на которой лежало сто сорок девять рублей. Правда, врач Страуткалн видела у Лоренц на руке старомодные золотые часы и массивное кольцо. Ни того, ни другого не нашли. Возможно, убийца похитил ценные вещи.

Адольф Зиткаурис. Кем он приходится покойной — родственником или старым другом? Известно ли ему, что он больше не наследник Алиды Лоренц? Это могло быть поводом для ссоры, а то и для убийства или грабежа…

Борис отложил газету в сторону, постелил постель, разделся и залез под одеяло. Но заснуть не удавалось. Слишком громко тикает будильник. Громыхает на стыках рельсов трамвай…

А если все-таки Лоренц убита Зиткаурисом? Тогда при чем тут Зента Саукум? Да и Зиткауриса она выдала бы на первом же допросе. А Вольдемар Лапинь? Молодой мужчина. Такому деньги всегда нужны. Если он был родственником убитой, то наверняка знал, что у старухи кое-что в чулке припрятано. И если он к тому же считал, что наследником по-прежнему считается Зиткаурис…

Борис повернулся на другой бок. Мать дышит тяжело. Опять, наверно, сердце. Борис зажег ночник и поднялся.

— Тебе плохо, мама? Дать капли?

— Пройдет, я уже приняла.

— Может, «неотложку» вызвать?

— Не надо, уже лучше. Ложись спи, сынок. Тебе рано вставать.

Постепенно мать задышала ровнее, видать, уснула. А у Бориса не было сна ни в одном глазу.

Прав Дзенис: чтобы расследовать это убийство, необходимо собрать как можно больше сведений об убитой и выяснить, кому была выгодна ее смерть. Похоже, и Зиткаурис, и Лапинь могли быть заинтересованы… Но какая роль при этом отведена Саукум? Неужели отношения были так натянуты, что Лоренц не впускала к себе ни того, ни другого? Надо будет познакомиться с этими людьми поближе.

Борис перевернул подушку. Она теперь приятно холодила и освежала разгоряченную голову.

Сказала тогда о наследнике и женщина по телефону. Та, что звонила в прокуратуру. Ей якобы известно больше, чем нам. Быть может, даже знает убийцу? Странно. Почему же раньше звонили Страуткалнам, угрожали, а теперь вроде бы хотят оказать помощь следствию? Может быть, раздоры среди соучастников? Может, совесть замучила, да не хватает духу прийти с повинной? Так тоже бывает. Как ее разыскать? Коротка летняя ночь…

Светло-серая «Волга» свернула с шоссе и остановилась перед двухэтажным домом. Постройка старинная, но крепкая, стены сложены из громадных отесанных валунов. Такие здания в буржуазной Латвии строили для волостных управ. Строили основательно, на долгие времена. Сейчас в этом доме помещалась контора лесхоза.

Роберт Дзенис вышел из машины, которая тут же развернулась и укатила в сторону Риги.

Директор лесхоза уже поджидал работника рижской прокуратуры, о прибытии которого предупредили по телефону.

— Прошу вас, — сказал директор, показывая на массивный стул за письменным столом, а сам направился к двери. — Кабинет в вашем распоряжении. Я должен объехать участки. Лесника сейчас пришлю. Он здесь, я вызвал.

Дзенис не стал садиться за письменный стол, а удобно расположился на широком диване у окна. Предстоял серьезный разговор. Однако Роберт решил начать его как непринужденную беседу. Таким путем легче настроить человека на откровенный лад. Потому он и не стал вызывать лесника в прокуратуру, а ^приехал сюда сам.

В кабинет вошел несколько деревянным шагом высокий сухощавый седой человек, в брезентовой куртке и резиновых сапогах. Серые глаза смотрели холодно и недоверчиво.

Помощник прокурора придвинул стул поближе к дивану.

— Прошу вас, Зиткаурис.

Старик покосился на стул, на Дзениса, потом неохотно сел. Свет из окна падал ему на лицо. Как раз это и нужно было Дзенису.

— Мне хотелось с вашей помощью выяснить некоторые вопросы, — безразличным тоном начал помощник прокурора. — Я, понимаете ли, разыскиваю родственников Алиды Лоренц. Она умерла прошлой осенью. Вы, кажется, знали Лоренц.

На жестком сером лице Зиткауриса не дрогнул ни один мускул. Старик держал себя так, словно разговор не имел к нему ни малейшего отношения. По дороге из Риги Дзенис продумал, как повести предстоящий разговор, чтобы установить контакт с этим человеком. Может, все-таки начал не в той тональности? Хорошо, испробуем по-другому.

— Просто ужасно, какой смертью привелось умереть Алиде! — вздохнул Дзенис. — Говорят, она была