и лакомства, стесненные корзиной.Как милосердно быть такой, как ты:сюда идущей и такой красивой.В молчании твой голос виноват.Воспой глубоким горлом лебедиными виноградаря, и виноград,и виноградники в краю родимом.Младенческою песней умудрен,я разгадаю древние затеии вызволю из тесноты временотцов и дедов доблестные тени.Бессмертное не может быть мертво.Но знает ли о том земля сырая,ошибку ожиданья моегооплакивая и благословляя?Как твой удел серьезен и высок:в мгновенных измененьях мирозданьявсё бодрствует великий голосокбессмертного блаженства и страданья.
1941
ГРАНАТОВОЕ ДЕРЕВО У ГРОБНИЦЫ СЕРАФИТЫ
И встретились:бессмертья твоегопрекрасная и мертвая громадаи маленькое дерево граната,возникшее во мгле из ничего.Ум дерева не ведает инойпремудрости:лишь детское хотеньеи впредь расти, осуществлять цветеньеи алчно брать у щедрости земной.Не брезгуя глубокой тьмой земли,в блаженном бессознании умнейшем,деревья обращаются к умершими рыщут пользы в прахе и пыли.Но что имел в виду живой росток,перерастая должные границы,когда проник он в замкнутость гробницыи в ней сплоченность мрамора расторг?Влекло его твое небытиепройти сквозь твердь плиты непроходимой,чтобы припасть к твоей руке родимой,удостоверясь в тонкости ее,С великим милосердием деревразнял он узкий холодок браслетаи горевал, что ты была бессмертналишь вечно, лишь потом, лишь умерев.Гранат внушал запястью твоемувсё то, что знал об алых пульсах кровив больших плодах, не умещенных в кронеи по ночам слетающих во тьму.Он звал тебя узнать про шум ветвейс наивностью, присущею растеньям, —истерзанный тяжелым тяготеньем,кровоточеньем спелости своей.Какая же корысть владела им,вела его в таинственные сводыявить великодушие природы —в последний раз! — твоим рукам немым?Не Грузии ли древней тишинавелит очнуться песенке туманной:«Зачем так блещут слезы, мой желанный?Зачем мне эта легкость тяжела?»
