удивлены, что всем без исключения приходилось исправлять двойки на пятерки.
— Вы-то сами проводили?.. — поинтересовался Бучинский и на утвердительный кивок Павлова добавил: — Тогда проверим только на практике.
Приемная командующего флотом.
Стульев много, но никто не садится. Похаживая, шуршат дорожкой, скрипят паркетом, говорят полушепотом, иные нервически позевывают. Худощавый капитан второго ранга из надводников второй раз у высоченного зеркала, с сомнением водит по шершавым щекам, морщится, словно щетина растет у него на глазах: охота ли нарваться на замечание командующего.
В отсутствующих взглядах напряженная мысль — еще и еще раз продумывают, как докладывать, что просить, как будет покороче, пояснее, по-военному.
Панкратов внешне спокоен, привык, должно быть; Павлов перекатывается с пяток на носки, разглядывает потолок; Жилин тянет за галстук — видно, воротничок тесен — и перекладывает ядовито- желтую папку из руки в руку; Бучинский учтиво улыбается, намекает, что с командующим он на короткой ноге; Федотов с некоторым удивлением поглядывает на публику, видимо, хочет понять, отчего это военные волнуются?
Благоговейное затишье нарушают разве что вольные разговорчики адъютанта. Все ходят, а он сидит, жалуется остановившемуся около него капитану первого ранга, как трудно нынче служить и что вообще последние годы не чета прошлому десятилетию.
Павлов слушал адъютантские разглагольствования, про себя думал, что такие разговорчики совсем не вредны, скорее, полезны — они снимают здесь лишнюю нервозность, настраивают на живой лад, хорошо подготавливают к трудной беседе.
«Бим-бом, бим-бом…» — часы музыкально отбили десятку. Из кабинета с довольным видом вышел пожилой контр-адмирал, говорили, из приезжей комиссии; адъютант высоко приподнял локоть, глянул на свои часы величиной с будильник, видно не очень-то доверял напольным, и пригласил войти.
Сразу за дверью серые, светлые, с колючими зрачками, строгие глаза командующего по очереди вцеплялись во входивших, какую-то секунду изучали, секунду приветствовали, секунду напутствовали: «Сосредоточься, отбрось мелкоту, здесь толкуют только о важном!»
Короткий, чуть заметный кивок в ответ на представление, сухое рукопожатие, и вот уже все за длинным-предлинным столом. За стулом адмирала — во всю стену — карта. Темно-синие, синие, голубые и совсем светлые воды, обрамленные горными полукружьями, разливались вширь до бесконечности, и казалось, что за стулом и впрямь сам Мировой океан.
— Итак, новая торпеда… — едва слышно, будто размышляя вслух, заговорил командующий. Так говорят очень большие начальники, знающие наперед: как бы тихо они ни говорили — их должны слышать. Его цепкий взгляд выхватил Бучинского и Федотова. — Что-то много лодок вы требуете!
— Товарищ командующий!.. — Бучинский резко поднялся и застыл в стойке, коей позавидовал бы любой строевик. — Программа опробована — вы не первые. Это минимум кораблей для полного внедрения торпеды. Поэтому желательно по программе…
— Так и быть, постараемся, — немного помедлив, сказал адмирал, вычеркивая какую-то строчку. — Ну, а что Павлов?..
«Разве я уже «что», а не «кто»?» — весело подумал Павлов и доложил:
— К стрельбам готовы, товарищ командующий!
Адмирал повернулся к Бучинскому:
— Договоримся так: координировать корабли и берег поручим товарищу Жилину. Через него и давайте задания. Жилину ясно?..
Петр Савельевич встал мгновенно, но с ответом замешкался, силясь сказать что-то для себя трудное. Наконец сказал:
— Общее руководство, надеюсь, будет за товарищами из центра?
Командующий пытливо воззрился на Жилина, не совсем понимая сути вопроса, и жестко проговорил:
— Стреляет флот, — значит, отвечает флот! А «товарищи из центра», — он слегка улыбнулся, — думаю, нам крепко помогут.
— Для того и пожаловали. — Федотов недоуменно приподнял очки.
Обсуждали, кто, где, когда и что будет делать. Федотов подробно рассказывал о торпеде, о том, как она вела себя на госиспытаниях, и на что нужно глядеть, чтобы все шло гладко. Выступавшие старались быть предельно краткими, да и командующий своими репликами помогал этому, посему деловой разговор надолго не затянулся, а когда закончился, слова попросил Бучинский.
— Мы с товарищем Федотовым, — он на мгновение обернулся в сторону конструктора и стал расцветать любезной улыбкой, — с удовлетворением отмечаем, как хорошо осваивается торпеда на вашем флоте. Очень надеемся, — Бучинский засиял во всю ширь, — что так пойдет и дальше. Судя по совместной с вами работе на Севере… — добавил он с почтением.
— Что-то не припоминаю… — улыбнулся командующий одними глазами. — Вот Петра Мефодьевича хорошо помню!
— Так я его и имею в виду, — ничуть не смущаясь, проговорил Бучинский.
— В таком разе, — командующий с живостью оглядел присутствующих, — за работу!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Скажи-ка, два дня не было дождя, а пылищи!.. — удивлялся Ветров, глядя, как красноватая пыль легким облачком откликалась на каждый его шаг. Он досадливо отшвырнул угловатый камень. — Из-за вас, голубчики, и летят покрышки!» Ветров оглянулся: Владислав с газиком остался позади, шина лопнула почти при въезде в городок. Там притормозил грузовик, и его водитель теперь уже помогал Владиславу менять колесо.
Скверно на душе у Ветрова, как всякий раз, когда он уезжал от Власенко. После операции у того пошло на поправку, а потом опять все ухудшилось. Так и ползет кривая: то чуть вверх, то чуть вниз, а в общем — не радует. Врачи утешают: мол, это уже кое-что, это уже хорошо. Куда как хорошо! Человек в руках книгу не держит, так ослабел. А какой был крепкий мужик! Ему бы сейчас в Крым, к солнышку, к теплу. Но врачи знают свое: рано, окрепнуть надо. Путь, дескать, далекий, для здорового нелегкий.
Ветров как бы снова переживал встречу, вспоминал подробности. Обнадеживало, что у Николая Захаровича пропала безысходность, обреченность, в глазах затеплились живые огоньки, все им становилось интересно. Понравилось Ветрову, как Николай Захарович, безразлично посмотрев на печенье и на мед, обрадовался яблочному компоту и разрешению немного почитать.
Он с живостью взялся слабыми руками за журналы. «Крокодил» есть «Крокодил», а вот номера «Огонька» и «Смены» пришлось предварительно профильтровать, оставить только те, что могут повысить тонус, не содержат мрачного.
«Самому впору тонус повышать», — с горечью подумал Ветров, отбрасывая ногой еще один камень, и сошел на тропинку, диагонально пересекавшую рощу над Нижней улицей. Потом он стал взбираться на крутой пригорок, где за баней и библиотекой особняком стояло несколько домов. Подниматься трудно, спускаться еще труднее, и Ветров расстраивается: сколько тут еще надо прикладывать сил, чтобы люди ходили не боком, а прямехонько, как привыкли!
Он нарвал пучок полыни, как можно лучше стряхнул пыль с ботинок и направился к Молокановым, с которыми так не ко времени тоже случилась незадача. «Кактус», как выражается командир.
Мичман Молоканов захандрил, все из рук роняет, говорит: «Жена отбилась, где-то пропадает…» Только этого еще и не хватает! Вот-вот начнутся стрельбы новой торпедой, конструкторы приехали, работенка кипит — присесть некогда, а тут иди в чужую семью, разбирайся.
«Обожди, комиссар, чего-то не то балакаешь, — брали верх другие мысли. — Кто такой Молоканов? Запамятовал?.. Командир расчета, который и будет готовить новую торпеду. Здорово он наготовит с такой
