Чулков проглотил набежавшую слюну, его сердце дрогнуло: «Ведь хотела как лучше, старалась…» Он оглянулся на усердно махавшую зеленую варежку. Та все махала и махала, хотя последний красный огонек начал уже таять, растворяться в утренней мгле, а вскоре и вовсе исчез, как призрак.
— Алло, Павлов? — послышался в трубке заспанный голос Жилина. — Это я…
— Петр Савельевич, докладываю: Кубидзе приступил по плану. Посредник претензий не имеет.
— Принято… Смотрите, от посредника ни на шаг. Я о нем слышал: молчит, молчит, а потом такое выплеснет!
— Учту, — улыбнулся Павлов, не знавший за этим знакомым ему офицером подобных странностей.
— Помните, — наставлял Жилин, — война войной, а главное — порядок. Я звоню из Старой гавани. Панкратов тоже здесь, — тут он понизил голос, — скоро, возможно, к вам нагрянет. Смотрите, не опростоволосьтесь. И еще — полная безопасность. Иначе вам удачи не видать!
«Стихами заговорил… — Павлов переложил трубку из правой руки в левую и подписал очередную телефонограмму. — Какая там удача, коли дадим промашку!»
— Вы сейчас где?
— У дежурного. — Павлов с удовольствием вдавился в дерматиновую мягкость стула и оглянулся по сторонам. Помещение дежурного, недавно перенесенное в расположение хозяйства Городкова, хорошо оборудовано. Тепло, светло, уютно. Дежурный Рогов сверкает наглаженной формой, как корабельная рында; он точно все учитывает, на все имеет свои соображения, ведет все нужные записи, следит за погодой…
— Ну, ни пуха! — буркнул в трубку Жилин.
— Угу! К черту! — бодро ответил Павлов.
Противолодочные ракеты выстроились на тележках в линию от одного края цеха до другого, ждут своей очереди. Но всюду идет регулировка, настройка, выверка. Там испытывают бортовые схемы, там копаются со взрывателями, там подсоединяют стартовики, а там проверяется все вместе. Сначала кажется, что моряки готовят чересчур медленно, с прохладцей, но потом начинаешь понимать, что иначе нельзя, если не хочешь наломать дров. Каждая манипуляция — под строжайшим оком, и, когда закрывается последняя крышка, начальники чувствуют — никаких случайностей тут не будет.
Винокуров отрешен от всего земного. Спроси, как его зовут, наверняка будет вспоминать. В его голове сейчас только миллиамперы, милливольты, милли, милли…
— Ну что, бойцы?! — Павлову нравится это «бойцы», и он упрямо величает так винокуровцев. — Теперь по понедельникам не смеетесь?
— Теперь не смеемся. — Винокуров не забыл, как у него раньше подводились итоги.
— Теперь они комедию, кажется, превращают в трагедию, — пошутил Ветров. Недавно к нему приходил жаловаться матрос Потапов, что ему несправедливо ставят двойки. Но оказалось, оценки эти он получал заслуженно, пришлось его перенацеливать на большее усердие.
— Есть у нас «трагики»! — Винокуров тоже вспомнил, как он битый час толковал с Потаповым. — Но думаю, из них скоро выйдут хорошие матросы.
— Поглядим…
Зашипел динамик. Моряки замолчали, вслушиваются, гадают, какие новости принесет им эта коричневая коробочка.
— У районе капэпэ… — начал динамик приятным тенором мичмана Щипы, но на минуту замолк. — У района капэпэ, — повторил Щипа, словно он в подзорную трубу обнаружил необитаемый остров, — показалась машина адмирала…
— Ну, Щипа! — весело воскликнул Павлов и заторопился встречать начальство. Однако успел дойти только до дверей, как столкнулся с Панкратовым. Из-за его спины выглядывали Жилин и Малышев. «Ничего себе, «у районе капэпэ»!»
— Начали? — живо спросил Панкратов, выслушав рапорт.
— Начали, — ответил Павлов, понимая, что адмирал справляется о приготовлении оружия.
Приготовление оружия!.. Любой оружейник, молодой или служилый, услышав эти слова, сразу представляет себе колоссальный труд, коим заняты все, способные двигаться, заняты днем и ночью, невзирая ни на какие помехи, создаваемые «противником», а еще больше — своим начальством; вспомнит строгие временные графики, в которые втиснута жизнь людей, регулирующие все, вплоть до редких перекуров.
Панкратов не спеша переходил от одной ракеты к другой, присматривался к морякам, старавшимся изо всех сил. Он никому не задавал вопросов, останавливался в таких местах, где никому не мешал, не отвлекал своим адмиральским видом. Потом он стал поглядывать на часы с выпуклыми римскими цифрами. Непроизвольно засекали у себя минуты и другие офицеры. А Павлов подумал, что это неспроста, что адмирал не из любопытства вспоминает о своем электронном «наручнике».
Тишина взвизгнула полевым телефоном.
— Нет воды! Стали компрессоры! — взволнованно сообщил Рогов.
Дело плохо. Вода — это охлаждение моторов, это обработка деталей, это всякие растворы… Нет воды — нет приготовления оружия.
— Знаете, что нужно делать? — сухо спросил Павлов у терпеливо молчавшего Рогова.
— Знаю.
— Тогда действуйте!
Теперь уже Павлов выставил свои часы, чтобы лучше следить за временем, и кивнул Малышеву на умывальник. Тот понял сразу, ловко оттянул рукав кителя и с видом фокусника стал откручивать кран, из которого тотчас хлынула вода.
— Прошу, товарищ адмирал. — Павлов улыбнулся, показывая на струю, весело хлеставшую из крана.
Панкратов подставил под струю палец, словно желая удостовериться, что это вода, а не заменитель.
— Откуда? — заинтересовался он.
— Своя, — ответил Павлов, закручивая вентиль. — Недавно оборудовали. Сами… — добавил он, хорошо представляя, каково пришлось винокуровцам, закопавшим в сопку две большущие цистерны.
— Почему я не знал? — Панкратов недовольно воззрился на Жилина.
Жилин и сам не ведал об этих бочках, а может, просто забыл о них, потому ответил неопределенно:
— Как же, как же, совсем недавно…
Панкратов молча направился к двери. Когда приехали к торпедистам Городкова, он вдруг остановился и приложил к губам ладонь:
— Тсс…
Из затемненного тамбура отлично просматривался весь цех, заставленный торпедами, у которых копошились матросы, а на самой середине, на мостике, с микрофоном в руке стоял Городков и отрывисто бросал слова, понятные только его подчиненным. В своей фасонистой фуражке с опущенным ремешком он очень походил на заправского капитана, который вводит лайнер в гавань и чувствует на себе взоры встречающих. И мостик, и микрофон, и поручни среди сугубо морской техники казались вполне естественными, неестественным выглядел только ремешок на подбородке Городкова. Похоже, ремешок и приковал внимание адмирала.
— Каков! — Панкратов одобряюще ухмыльнулся и шагнул из темноты навстречу Городкову. Тот уже заметил адмирала и быстрой, пружинистой походкой лавировал менаду торпедами. Подавшись вперед, Панкратов подчеркнуто внимательно выслушал доклад, остался им доволен и снова покосился на часы.
«Что еще подсыплет?..» Павлов терялся в догадках, но пока ничего нового не происходило, и он решил, что адмирал просто любит часто узнавать время.
Панкратов, сдвинув взъерошенные брови, расспрашивал Городкова, Самойленко, мичманов. Его интересовало, как они теперь готовят торпеды. Судя по вопросам, он не столько их проверял, сколько пополнял свои знания, и вовсе этого не скрывал.
— Век живи, век учись… — Панкратов огляделся по сторонам, снова выпростал из рукава часы,