Не вполне рассвет, нет, но проломы, когда тот свет, которого боишься, проломит некую ночь в такой глубокий час, что и не объяснишь, — Энциана затапливает, ему кажется — необычайным пониманием. Этот змеевидный шлакоотвал, в который он сейчас въедет, этот некогда- нефтеперегонный завод, «Jamf Olfabriken Werke AG»[309], — отнюдь не руина. Он в идеальном рабочем состоянии. Лишь ждет замыкания нужных контактов, включения… точно, намеренно модифицирован бомбежками, кои никогда и не были вражескими, но входили в план, о котором обе стороны — «стороны?» — договорились с самого начала… да, и что, если теперь мы — ладно, скажем, нам и впрямь полагается быть каббалистами, такова наша истинная Судьба — быть чудотворными талмудистами Зоны, у которой где-то внутри — Текст, и его нужно разобрать на части, аннотировать, объяснить и додрочить до того, что он лимоном выжмется весь до последней капли… так вот, мы допустили — натюрлих! — что священным Текстом этим должна была стать Ракета, orururumo orunere[310] верховное, восходящее, мертвое, пылающее, великое («орунене» уже модифицировано детьми зонгереро и стало «омунене», старшим братом)… нашей Торой. Что ж еще? Ее симметрии, ее задержки между раздражителем и реакцией, ее прелестность зачаровывали нас и соблазняли, а истинный Текст между тем продолжал жить — где-то не здесь, во тьме своей, в нашей тьме… даже в такой дали от Зюдвеста нас не пощадит древняя трагедия утраченных посланий, проклятье, что никогда не покинет нас…

Но если я сейчас еду через него — через Достоподлинный Текст, — если это он и есть… или же если я где-то в разрухе Гамбурга сегодня его миновал, вдыхая пепельный прах, совершенно упустил из виду… если то, что «ИГ» построило на этом месте, — вовсе не окончательная форма, но лишь комбинация фетишей, приманок для особых орудий в виде бомбардировщиков 8-й ВА[311]да все «Союзные» самолеты строились бы, в конечном итоге, «ИГ» при посредстве Директора Круппа через его английские связи, — бомбардировка была точным промышленным процессом конверсии, каждый выброс энергии точно располагался в пространстве и времени, каждая ударная волна чертилась заранее, дабы воплотить в точности сегодняшнюю руину, тем самым декодируя Текст, тем самым кодируя, перекодируя, передекодируя священный Текст… Если оно в рабочем состоянии, что оно должно делать? Инженеры, построившие это как нефтеперегонный завод, о дальнейших шагах — ни сном ни духом. Их проект был «окончателен», и о нем позволительно было забыть.

Значит, Война эта никогда и не была политической, вся политика в ней — театр, лишь бы народ отвлечь… втайне же она диктовалась нуждами техники… сговором между людьми и технологиями, тем, чему требовался энергетический выплеск войны, и оно голосило: «К черту деньги, на кону сама жизнь [вставьте имя Нации]», — но имело в виду, скорее всего: близится заря, мне нужна кровь этой ночи, мой бюджет, бюджет, аххх еще, еще… Подлинными кризисами были кризисы назначения и расстановки приоритетов, не между фирмами — так все режиссировалось только напоказ, — но между различными Технологиями, Пластиками, Электрониками, Летательными Аппаратами и их нуждами, кои постигаются лишь правящей элитой…

Да, но Техника лишь откликается (как часто, особенно среди молодых шварцкоммандос, подчеркивался сей довод, надоедливый и занудный, как метод Гаусса), «Хорошо, конечно, говорить о том, чтобы поймать чудище за хвост, но как вы считаете — была б у нас Ракета, если бы кто-нибудь, некий конкретный кто-то с именем и пенисом, не захотел фигакнуть тонну аматола за 300 миль и подорвать ею квартал, населенный мирными жителями? Валяйте, пишите технику с большой буквы, обожествляйте ее, коли от этого вам покажется, будто на вас меньше ответственности, — но вас это определяет к равнодушным кастратам, братишка, к евнухам, что следят за гаремом нашей краденой Земли ради онемелых и безрадостных стояков человеческих султанов, людской элиты, у коей вообще нет права быть там, где она есть…»

Нам тут нужно искать источники силы и сети распределения, коим нас никогда не учили, маршруты силы, которых наши учителя не могли себе представить либо поощряемы были избегать… нам нужно найти измерители, чьи шкалы неизвестны миру, нарисовать собственные схемы, получая ответную реакцию, пролагая связи, сокращая поле ошибки, стараясь познать до-стоподлинную функцию… какой неопределимый график интриги сводя в нулевой точке прицела? Тут, выше, на поверхности каменноугольные дегти, гидрогенизация, синтез всегда были липой, фиктивными функциями, скрывавшими подлинное, планетарную миссию, да, вероятно, развертывающуюся уже не первый век… этот разваленный завод, ждущий своих Каббалистов и новых алхимиков, что откроют Ключ, обучат мистериям всех прочих…

А если это не совсем «Нефтепереработки Ябопа»? вдруг это заводы Круппа в Эссене, вдруг это «Блом и Фосс» прямо тут, в Гамбурге, либо еще какая «руина» понарошку, уже в другом городе? В другой стране? ЙЯАААГГГГ XXXXХ!

М-да, тут говорят стимуляторы, да, Энциан все эти дни трескал списанный нацистский первитин, как попкорн в кино, и к сему моменту большая часть нефтеперегонки — названной, кстати, в честь знаменитого первооткрывателя онейрина, — осталась позади, и Энциан погружен в какой-то новый параноидный кошмар, говорит и говорит, хотя чужие воздушные струи и двигатели выключают его из разговора.