империалистических войнах.

Даже Гитлер не осмеливался судить руководителей завоёванных им стран. Он содержал их в лагерях смерти и выжидал случая, а Буш, зная, что это противоречит международной конвенции, возродил умерший Гаагский суд, а в Багдад свёз собранных по всему миру наёмных судей. Созданная им полуфашистская демократия уже открыто ввозится в другие страны, как жевательная резинка, но ясно одно: эта ковбойско- кольтовая демократия, независимо от её цвета - розового, оранжевого или голубого, несёт нам только разруху, безработицу, наркоманию и низведение человека до уровня животного. Это демократия богачей, трудящимся она не годится.

Этот идеальный друг нашего народа, прибыв в Литву с визитом, не поверил ни в наше гостеприимство, ни в порядочность наших людей, ни в способность наших подхалимствующих властей принять президента другой страны. Поэтому он притащил с собой для охраны своей персоны полторы сотни боевиков. Об этой его чрезвычайной осторожности и трусости от наших слюнявых СМИ мы знаем очень мало, т.к. и им не позволялось приближаться к высокому гостю ближе, чем на 36 метров.

В противном случае, как их предупредили, они полетят вверх тормашками со всей своей аппаратурой. Однако его охранники тешили наших патриотов и другими способами, с одним из которых ознакомился и я.

Мне позвонил один друг, который никак не может выбраться из ответственных должностей, и пригласил к себе - сыграть в шахматы:

-    Сижу один, как перст, никто мешать не будет, кроме того, дал подписку, что четыре часа никуда не уйду и к себе никого не пущу.

-    Кому дал подписку, тёще?

-    Не могу сказать, дал слово.

-    Если дал слово, то почему его нарушаешь?

-    Секрет. Меня сейчас подслушивают.

-    Сейчас всех подслушивают, даже Президента.

-    Ну, понимаешь, мимо будет проезжать Буш. Может, увидим хоть глазком, будет, о чём внукам рассказывать.

-    Государство пригласило, пусть оно и заботится.

-    Нет, брат, должен быть порядок. Мы цивилизованная страна и все должны отвечать за происходящее у нас. Что будет говорить о нас мир?

-    То же, что сейчас говорят люди о них.

-    Чего ты так ненавидишь американцев?

-    Я их только терплю. А когда они начинают меня учить жизни, я их ненавижу, как ты притворяешься ненавидящим русских.

-    Они причинили нам много зла.

-    Сталин - не русский. Система - не народ. Русские живут по соседству, а американцы - за лужей. Что ещё тебе не ясно?

Я знал, что он не отвяжется, т.к. ему нужно было другое. Он писал мемуары, но такие подхалимские, такие для кого-то слащавые, аж до тошноты. За каждую отредактированную страницу он мне неплохо платил, но за каждое вычеркнутое слово готов был повеситься... И мы расстались. Теперь, видишь, вспомнил.

Ну, и понёс меня чёрт. Наверное, соблазнил тот “высший уровень”, как ребёнка. Литовцы очень любопытны. Достаточно объявить, что завтра в десять часов их будут расстреливать на площади Лукишкю, чтобы они стали собираться к половине десятого. Наверное, и я не лучше других.

Словом, уселись, разложили доску, нарезали луку, сальца, наполнили по рюмочке “супербрусочной”, а графинчик с самогоном “высшей очистки”, в котором плавали дубовые брусочки, поставили справа, как подсвечник, чтобы товарищеский матч выглядел внушительнее.

-    Ну-с, за неподлежность! - поднял приятель рюмку дзукийской 'брусочной'... И вдруг остановился.

В двери громко заколотили не то ботинком, не то молотком, и стали дёргать ручку. Едва мой оппонент успел открыть, как его грудью затолкали внутрь двое парней. Один из них напомнил мне Сильвестра Сталлоне, а другой

- Шварценеггера. У обоих - автоматы с оптическим прицелом, оба в шлемах, оба обвешаны всевозможными приборами, ни руках - беспалые перчатки.

-    Можно? - спросили оба, как по команде.

-    Можно, можно, - засуетился приятель и невольно поднял вверх руки.

Парням это понравилось. Они, будто играючи, стволами автоматов опустили его руки и посмеялись:

-    It's too much![106]

Потом они очень внимательно осмотрели другие комнаты, подвал, шкафы, подойдя к окнам, до половины опустили пластмассовые шторы, уложили на подоконники автоматы, придвинули стулья, прицелились в одного прохожего, в другого, потом включили какую-то штуковину с мигающей красной лампочкой и стали говорить цифрами. На крышах и подоконниках других домов мигали такие же красные дьявольские глаза. Целый батальон.

-    Хорошая видимость, - определили они.

Когда они справились со своими делами, один космический пришелец подошёл к нам и спросил:

-    Что вы тут делаете?

-    Играем в шахматы.

-    А это что за чертовина? - показал он на графинчик.

-    А вот это - наше дело, - рассердился независимый чиновник. - Свобода личности.

Пришелец, не спеша, взял несколько шахматных фигур, повертел в руках, ногтем сковырнул зелёную бархотку и, увидев утопленные в древесину кусочки свинца, спросил:

-    Какой калибр?

Мой приятель дрожащими от возмущения руками отнял фигуры, свинец и принялся объяснять:

-    Это не калибр, понимаешь, болван? Это плюмбум, свинец, для устойчивости...

Пришелец направил взгляд на хорошо настоявшуюся 'брусочную' и аккуратно утопленные в неё дубовые брусочки. Он осторожно открыл графин и ещё осторожнее понюхал.

-    Danger?[107]- он даже побоялся взболтать.

-    Знаешь, этот Буш начинает мне надоедать! - взорвался приятель. - Если я его вышвырну в окно, то кончатся и яды и взрывчатка.

Это он мне так сказал, а пришельцу ещё пытался улыбаться:

-    Это виски, понимаешь? Литовская бормотуха, джинджер!

Американец ворочал глазами, но графинчик поставил на стол с такой осторожностью, будто в нём был налит нитроглицерин. Мой партнёр чуть ли не выхватил графин из рук пришельца, опрокинул в себя и сделал несколько огромных глотков, закусил салом и луковицей, после чего протянул графин гостю:

-    Drink![107] - это он умел произнести по-английски. - Drink!.. И не выламывайся, чёрт тебя не видал, если ты наш гость.

Шварценеггер поднёс графин к окну, долго совещался со Сталлоне, прежде чем осмелился поднести его к губам.

Вдруг глаза у него выпучились, он закашлялся и очень не ко времени увидел огромную керамическую вазу, похожую на дырявую авиабомбу, утыканную красивыми пасхальными вербами.

Он подскочил к вазе, повыдергал все вербы, побросал их на пол, как какую-то замаскированную китайскую пиротехнику, постучал в обожжённую глину и начал очень серьёзно допрашивать, что это за устройство. Тут уже всем четверым не хватило английских слов.

-    Matj-perematj, - перешёл мой партнёр на международный язык зеков. - Кто этого придурка учил культурному обращению?

Он отнял графин, ещё раз отхлебнул, как на поминках, и принялся грозиться:

-    Я этого придурка убью. Что здесь, чёрт побери, за обыски? У нас свободная страна!

Захмелев, он открыл шкаф и стал доставать охотничье ружьё. Но ему только показалось, что он