копейками, да и казакам выдали по табельному рублику. Много не разгуляешься, но в иную лавку или питейное заведение все же заглянуть представилась возможность. А показать себя и посмотреть на окружающий мир черноморцам хотелось после изнурительного марша. Разноплеменной люд Астрахани, городской шумный рынок, бесконечная сутолока на пристанях пришлись им в новинку и в удивление. Нигде такого им созерцать не приходилось. Лишь немногим счастливцам когда?то удалось лицезреть Киев и некоторые города Малороссии рангом пониже. Остальное же им знакомое — малые хутора, иаланки, курени — терялось в несопоставимых величинах.
Астрахань же испокон веков — большие ворота Каспия, торговая Мекка всей России в ее сношениях с Персией, Индией, Средней Азией. Жизнь тут кипела, бурлила и клокотала. Каких?нибудь двадцать лет назад огнем — по- лымем прошлась по тем просторам крестьянская война под предводительством Емельяна Пугачева. И сейчас еще старожилы помнили и могли поведать о буйных баталиях голытьбы с могущественной регулярной армией императрицы Екатерины II.
На городском базаре несмолкаемое оживление царило в рыбных рядах, куда что ни день весенняя путина выбрасывала на продажу из свежего улова массу белуг, севрюг, сельди и другой волжской и каспийской рыбы, сбываемой по самым доступным ценам. С группой черноморцев сюда поутру пришел и Федор Дикун. Да и не только он. Много старшин оказалось среди рядовых. То там, то здесь в толпе мелькали их нарядные мундиры. Даже полковник Иван Великий попался землякам на глаза.
Федор и его друзья имели намерение купить хорошей
рыбешки да и заварить из нее знатную уху в память о прибытии в Астрахань. Ну а казацкие начальники появились тут по преимуществу просто посмотреть, сопоставить что почем со своим екатеринодарским базаром, купить же они собирались вещи подороже и пооригинальнее — добрую саблю или пистоль, сафьяновые сапоги, либо еще что из обмундировки и походной бытовой справы.
Базар гудел разноголосо и шумно. В толпах волжан встречались персы, индийцы, цыгане, грузины, армяне, киргизы, ногайцы и Бог знает какие еще нации — народы.
— Настоящий Вавилон, — невольно вырвалось у Федора сравнение, запавшее в память из Библии.
На его реплику никто не ответил. Зато тут же почувствовал, как его с обеих сторон за рукава свитки дергают Никифор Чечик и Андрей Штепа, приковывая внимание к зрелищу, которое поразило их самих:
— Глянь что эти смугляки делают с нашим полковником Великим.
И впрямь было чему подивиться. Весь в галунах, позументах, яркой расшивке кафтана, в широчайших шароварах полковник находился в плотном кольце мужчин и женщин не то индийского, не то персидского происхождения, которые без ложной скромности тянулись к его одежде и, ощупывая руками дорогой материал, дружно прицмокивали языками:
— Кароша мундира, у как кароша.
Великий от смущения не мог ничего ответить вразумительно, лишь сильнее нажимал на свои локти, дабы поскорее выбраться из плена любопытных. Черноморцев нарасхват заманивали астраханцы. Прямо?таки восторг вызывала их необычная одежда и обувка. Откуда такие, никогда здесь не видели похожих воинов — там и сям слышались в их адрес удивленные голоса. А гости степенно, на малороссийской мове, где ширше, где вкратце ведали им дивную повесть о стародавнем зарождении Запорожской Сечи, ее атаманах — удальцах и боевом товариществе, о кобзарях и бандуристах, их песнях и сказаниях, о набегах крымчаков и притеснениях злых панов Речи По- сполитой, о последней эпопее переселения на Кубань и Тамань и верной службе общей матери — Родине — России.
В водовороте базарного суматошного денька Федора Дикуна свел случай с сермяжным человеком лет сорока пяти, предлагавшим ему купить рифленную узорами се
ребряную серьгу. При этом продавец с опаской оглядывался по сторонам, вел разговор вполголоса. Отчего так? Дикун сначала и не догадался. И лишь после нескольких взаимных фраз понял, в чем дело. Еще не старый волжанин совсем недавно возвратился из многолетней сибирской ссылки, где он, битый и поротый батогами, отбывал наказание за участие в пугачевском восстании. Перед тем, как царские войска окружили его повстанческий отряд и он попал в руки карателей, пугачевец сумел?таки кое?что припрятать в Жигулях из своей небогатой разлюли — ма- линной добычи и вот теперь, освободившись от изгнания, потихоньку расторговывал вещички себе на пропитание.
— Купи. Станешь атаманом — вденешь в ухо и сразу голытьба увидит, кто ты есть, — объяснил повстанец назначение серый.
Под тонкими усами Дикуна скользнула непроизвольная усмешка:
— Тебе?то серьга не помогла стать атаманом. И мне она ни к чему. Лучше скажи: за что ты и все остальные повстанцы со своим Пугачевым шли на кровь и смерть?
— Как за что? За волю вольную.
— А что это такое?
— Когда нет царей и господ, а простой народ сам себе хозяин.
— Рисковая задумка. Наши казаки тоже не раз бунтовали, а сиромахи и сейчас остаются в тягле, паны же — наверху воза.
Негаданный собеседник подальше спрятал в свои лохмотья не принятую к покупке серьгу, подбоченясь, с горделивым видом произнес:
— Хоть нас и разбили, но есть что вспомнить. Потряслись от страха перед нами бояре да дворяне. Погуляли по волжским да уральским просторам пугачевцы знатно.
— Мало в том утешения.
На этом дикуновом слове и закончился диалог черноморца и гулящего мужика. Федор быстро отыскал своих друзей и с ними вместе отправился на Житный бугор, к своим бивуачным времянкам.
Казаков надолго загрузили ломовой работой. Поступив под командование вице — адмирала Николая Степановича Федорова, как главного начальника Каспийской во- енно — морской экспедиции в Персию, они по рапортам Антона Головатого получали от морского ведомства сви
нец, порох, продовольствие, на своих горбах перетаскивали грузы в места складирования, а также на суда, готовившиеся к отплытию в Баку. На тысячу казаков и старшин было отпущено для снаряжения боевых патронов 97 пудов, 26 фунтов и 24 золотника пороха, 208 пудов 13 фунтов 32 золотника свинца. А вот запыживать патроны оказалось нечем — нужной бумаги в интендантстве не нашлось. Довелось тогда Головатому специальную челобитную писать на имя Федорова, отдельные исчисления по бумаге делать. Вроде бы пустяк, а без него не изготовишь ружье к бою. Ну и до походного атамана шуточки казаков доходили:
— Не доверяют нам бумагу, боятся, как бы еще до возможной стрельбы по неприятелю на иную надобность не употребили.
Всеобщая напряженка принесла результаты. 29 апреля Головатый представил рапорт вице — адмиралу о готовности его полков к выходу в море на фрегате «Царицын», бомбардирном корабле «Моздок», транспортах «Урал» и «Волга». Вскоре к ним добавились бригантина «Слава» и другие суда.
В полках и сотнях происходила перетасовка командных кадров, нижних чинов. В первоочередную отправку предназначались прежде всего казаки первого полка Ивана Великого. Из второго полка Ивана Чернышева людей понабралось поменьше, а сам он тоже оставлялся для общего руководства на Житном бугре.
Морскую экспедицию подгоняли события на юго?за- падных берегах Каспия. Двинутые в наступление отряды генералов Савельева, Рахманова, Булгакова, Бакунина, Корсакова в короткий срок овладели городами Дербентом и Баку, Кубинским, Кизилкумским, Шекинским, Ганжин- ским, Ширванским, Карабагским и другими ханствами. Во многих случаях — без кровопролития при добровольной капитуляции. Персидский узурпатор Коджар терял одного за другим своих вассалов, уклонялся от открытых схваток с русскими войсками, предпочитая провоцировать набеги на них наиболее озлобленных ханов, вроде дербентского восемнадцатилетнего фанатика Исхак — Али — хана или кубинского Нури — хана.
С освободительной миссией русских войск большие надежды связывали армяне, земли которых оказались лоскутным придатком ряда персидских ханств. Как только 10
мая 1796 года пал зависимый от Персии Дербент, армянский архиепископ Иосиф Аргутинский горячо поздравил жителей города и окрестностей с началом вызволения из рабства его порабощенного народа,