— Мила вон там, — указала Надя на невысокую фигурку у входа в церковь.
Влюбленные обнялись. «Не могу описать свои чувства, нахлынувшие на меня в ту минуту», — писал потом Миле Мервин. Даже после двух лет разлуки он сразу почувствовал в ней близкое существо, «те же глаза, добрые, все понимающие».
Эти несколько украденных у судьбы часов мои родители прожили в Таллине опьяненные счастьем. Власти категорически предписали им жить вдали друг от друга, и все-таки они встретились и, взявшись за руки, бродили по Старому городу, обсуждали планы на будущее, а сзади, в отдалении, шла Надя, посматривая, нет ли «хвоста». Мервин проник сюда сквозь узкую трещину в мощной стене, разделяющей их с Милой, и маленькая победа рождала в них надежду, что эти несколько часов могут превратиться в целую жизнь. Не знаю, удалось бы им перенести разлуку, которая тянулась почти шесть лет, без этой короткой встречи в Таллине, когда оба убедились в том, что остались прежними, из плоти и крови, а не из слов на бумаге, и что сумеют одержать победу.
Они зашли выпить чаю к одной знакомой Милы, а потом посидели в парке, в лучах заходящего северного солнца. Возвращаясь на пристань, они услышали призывный гудок парохода. Мервин взглянул на часы — он опаздывал.
Они бросились бежать. Мила изо всех сил старалась не отставать. Пароход уже отдал швартовы, но трап еще не убрали. Они торопливо обнялись, и Мервин взбежал на борт. Стоя на палубе, он долго видел на набережной махавших ему Милу и Надю, их фигурки становились все меньше, пока не растворились в синеватой дали. Он возвращался домой, испытывая глубокую грусть, смягченную вновь вспыхнувшей надеждой.
Туристическое бюро «Ломаматка» в Хельсинки рекламировало также экскурсии в Ленинград — день и две ночи в море, одну ночь и два дня в городе с проживанием на пароходе. И тоже без визы. Вечером 4 сентября Мервин поднялся на борт древнего пароходика «Кастельхольм». Заглянув в трюм, он пришел в восхищение от натужно работавшего старого парового двигателя. Паспорта пассажиров собирал добродушный финн, и Мервин спал гораздо спокойнее, зная, что на борту нет советских чиновников.
Утром он поднялся на палубу и увидел, что пароход уже медленно идет по Неве к пристани. Сойдя на берег, Мервин заметил около какого-то грузовика встречающую его Милу. Не желая привлекать к себе внимание, они даже не обнялись и направились к центру города. На этот раз Мила была одна, без Нади. Весь день они бродили по Ленинграду и посетили Русский музей, где пережили несколько тревожных минут, потеряв друг друга.
Мила забронировала комнату в студенческом общежитии и, с молчаливого одобрения студентов, проскользнула туда вместе с Мервином, где они провели наедине несколько часов. Их спугнул стук в дверь, что оказалось ложной тревогой — это был всего лишь студент, который перепутал комнаты, а вовсе не люди из КГБ, явившиеся, чтобы отправить Мервина в тюрьму. Вечером, поужинав в ресторане жирной уткой, Мервин вынужден был на ночь вернуться на пароход.
На следующий день все повторилось — не имея пристанища, бродили по площадям и улицам, крепко держась за руки. Вечером они снова наспех попрощались, стоя между припаркованными грузовиками, и Мервин поднялся на судно. На этот раз прощанье было не таким грустным, как в Таллине, но все равно эта короткая встреча заставила их острее переживать последовавшую за ней разлуку.
И вот по темнеющим водам Балтики я возвращаюсь в Хельсинки, — писал Мервин, когда пароход шел вниз по Неве. — Я провел два счастливейших дня за время нашей двухлетней разлуки. Это было восхитительно во всех отношениях. Надеюсь, я не сказал тебе ничего неприятного. Я оглянулся, когда поднимался на борт, и увидел, как исчезает вдали твоя маленькая фигурка. Мне стало очень, очень грустно. Я по-прежнему люблю тебя, и мы продолжим борьбу за наше счастье. У меня создалось впечатление, что дальше все пойдет значительно быстрее, вот увидишь.
Добравшись 8 сентября до Стокгольма, он писал оттуда: «После нашей встречи в этих северных городах моя жизнь снова приобрела смысл… Думаю, что положение наше уже не будет таким безнадежным, как прежде». Мила избегала прямых упоминаний о встречах в своих письмах. Прочитав в газете о затонувшем в проливе Скагеррак норвежском пароме, она страшно перепугалась, но посмотрела на карту и убедилась, что Мервина там не могло быть.
Мой отец вернулся к своей старой идее запросить визу в СССР из другой страны, надеясь, что там допустят промах. 12 декабря он прибыл на ночном пароме из Саутэнда в Остэнд, затем поездом в Брюссель. Первую ночь он провел в дешевом, но опрятном отеле около Гар дю Норд, который оказался оживленным борделем. Среди ночи его разбудил мощный храп спавшего в соседнем номере толстого африканца. На рю де Паризьен он нашел агентство «Белгатурист», которое организовывало поездки в Москву, и заказал пятидневный тур. Мервин заполнил документы, используя один из вариантов написания своей фамилии кириллицей. Как он и надеялся, на следующий день ему вернули паспорт с визой — советское консульство, сверяясь со своим черным списком, пропустило его фамилию без внимания.
Через два дня он уже был в Москве и, как обычно, остановился в гостинице «Националь». Странно и тревожно было снова оказаться в Москве под пристальной слежкой множества агентов в штатском. Не будучи уверен в успехе своей затеи, он не стал заранее предупреждать Милу о приезде. Вечером он позвонил ей домой из таксофона на Моховой, и она с изумлением услышала, что он в Москве. Зная, что его в любом случае возьмут под наблюдение, Мервин решил не прибегать к каким-либо уловкам. На следующее утро Мила побежала на Моховую — он уже ждал ее у входа в «Националь», и они отправились на Арбат к Миле, где все оставалось по-прежнему. Затем позвонили во Дворец бракосочетаний, где им сказали, что директор Ефремова будет в понедельник. Следующий день, Рождество, они провели в комнатке Милы, только сходили на Центральный телеграф отправить матери Мервина поздравительную телеграмму.
В понедельник они явились во Дворец бракосочетаний, чтобы поговорить с Ефремовой, которая пришла в ужас, неожиданно увидев Мервина у себя в кабинете. Промямлив что-то о «необходимости соблюдать обычную процедуру», она поспешно выпроводила их. Мервин позвонил в посольство, и дежурный сотрудник на удивление охотно согласился помочь им на следующий день, когда откроется посольство.
Однако, когда утром Мервин вышел из «Националя», он сразу насторожился — агенты уже заняли свои посты и взяли его под строгое наблюдение. В тот же день в регистратуре отеля для него оставили сообщение с просьбой немедленно связаться с «Интуристом». В «Интуристе» заявили, что его виза аннулирована и он должен немедленно покинуть страну. Мила ужасно расстроилась. «Но, Мервуся, сейчас мы ничего не можем поделать», — рыдала она.
В четыре часа дня Мервин вновь оказался в мрачном кабинете заместителя начальника ОВИРа, который дважды повторил одну и ту же фразу: «Вы должны покинуть Россию немедленно, сегодня или завтра, ближайшим авиарейсом».
Мервину пришлось подчиниться, в противном случае его упекли бы в тюрьму, где уже находился Брук, и он стал бы еще одной разменной монетой в деле освобождения Крогеров. В третий раз за пять месяцев Мила провожала его из своей страны — только на этот раз, по-видимому, действительно последний. Если его снова застанут в России, он наверняка окажется за решеткой.
В газетах появились заметки о повторной высылке Мервина из СССР. Советское Министерство иностранных дел направило в Форин-офис официальный протест по поводу приезда Мервина, только об этом еще не знали ни пресса, ни сам Мервин. К нему обратился Дэс Звар с просьбой помочь ему написать большую статью для журнала «Пипл» о том, как можно нелегально проникнуть в Советский Союз, но Мервин решительно отказался.
Освещение его истории в прессе принесло совершенно неожиданные результаты. Мервину позвонил Дерек Дисон, которого тоже в октябре 1964 года выслали из Советского Союза, вынудив расстаться со своей невестой. Мервин предложил ему встретиться в пабе «Альберт» недалеко от вокзала Виктория — это маленькое заведение, рядом с моей школой, где тридцать лет спустя мы с приятелями из шестого класса частенько тайком выпивали. Ровесник Мервина, Дерек работал контролером на автомобильном заводе
