Глава 17
Мардж всегда понимала, что если имеешь дело с Леоном, кое-какие закидоны в поведении надо принимать как должное. Это было не так плохо, ибо оправдывало ее собственные закидоны, вызывавшие у ее прежних любовников приступы возмущения и ярости.
Например, Мардж вовсе не терзалась совестью, отменяя какую-нибудь вечернюю вылазку, если работала над новым видео и у нее все ладилось. «Прости, милый, — не раз говорила она, возясь с обшарпанной аппаратурой, которую постоянно спасала от судебных приставов и распродаж в интернете. — У меня тут кое-что движется. Можем мы
Когда точно так же поступал Леон, Мардж раздражалась, но в то же время была довольна оттого, что выдает кредит и сможет обналичить его позже. По той же причине, не намереваясь хранить верность Леону с самого начала, она относилась к его собственным случайным связям на стороне (обычно почти не скрываемым) в большей мере с облегчением.
Сам по себе тот факт, что она не получает весточки от Леона два, три, пять дней, иногда и неделю, не сильно бы ее встревожил. Это ничего не значило — не больше чем отмена совместного похода в последнюю минуту. Но сейчас она испытывала беспокойство — замешательство, — потому что на этот раз договоренность была особенной: они собирались на непрерывный показ фильмов о Джеймсе Бонде — это, мол, «будет жутко весело», — а Леон не позвонил, чтобы поменять планы. Он просто настучал ей по мобильнику какую-то чушь — что само по себе не было новостью — и пропал. А теперь не обращал внимания на ее послания.
Она отправляла ему эсэмэски, пыталась связаться по электронной почте. «Где ты? — писала она. — Сообщи, я беспокоюсь. Позвони на автоответчик, отправь записку с почтовым голубем, что угодно. XXX»
Мардж удалила последнее сообщение Леона, посчитав его какой-то пьяной глупостью. Теперь она, конечно, глубоко об этом сожалела. «Билли говорит, есть культ спрута» — так, кажется, оно гласило.
— Отцы и матери и равнодушные тетушки и дядюшки в холодной тьме, мы молим вас.
— Мы молим вас, — тут же бормотали прихожане, повторяя последние слова тевтекса Мура.
— Мы суть ваши клетки и синапсы, ваши жертвы и паразиты.
— Паразиты.
— Заботитесь ли вы о нас, не знаем мы.
— Не знаем мы.
Билли сидел в последнем ряду. Он не поднимался и не опускался вместе с немногочисленной паствой, не произносил вместе с ней бессмысленные, вежливо запаздывающие слова. Он наблюдал. В зале было меньше двадцати человек: по большей части белые, но не все, по большей части недорого одетые, по большей части среднего возраста или старше, однако — вот странный демографический всплеск — в одном ряду сидели четверо-пятеро молодых людей бандитского вида, суровых, благоговейных и покорных.
Дейн стоял, как неуклюжий алтарный служка. Глаза у него были закрыты, губы шевелились. Лампы горели слабо, все вокруг покрывали тени.
Тевтекс отправлял службу на английском, часто уплывая в классическую или вульгарную латынь, а порой и в греческий, судя по звучанию, произнося странные скользкие звуки, — эхо языков, сгинувших в пучине народов или выдуманного бормотания головоногих стад, наречий атлантов, гиперборейцев, Р’льеха. Билли ожидал экстатичности, лихорадочной набожности, бурно выражаемой при помощи языков или щупалец, но это рвение — именно рвение, он видел слезы и стиснутые руки — было управляемым. Здесь царила атмосфера воскресной проповеди, а не харизматического поклонения — этакий англокатолицизм в исполнении моллюскопочитателей.
Маленькая группка. Где же остальные? Сам зал, скамейки в нем могли принять в три раза больше людей. Изначально ли места было больше, чем нужно, или просто эта религия пришла в упадок?
— Дотянитесь и окутайте нас, — сказал Мур.
— Окутайте нас, — отозвались прихожане, ритуально двигая пальцами.
— Мы знаем, — сказал тевтекс, начиная проповедь. — Мы знаем, что это странное время. Есть такие, кто полагает, что это конец. — Он сделал такой жест, будто отпускал свою паству. — Я прошу всех крепить веру. Не бойтесь. «Как мог он исчезнуть? — спрашивают меня. — Почему боги ничего не предпринимают?» Помните две вещи. Первое: боги ничего нам не должны. Мы поклоняемся им не поэтому. Мы поклоняемся им, потому что они боги. Это их мир, а не наш. Они выбирают то, что выбирают, а почему — не наше дело.
«Господи Иисусе, — подумал Билли, — вот ведь мрачная теология». Его удивляло, что тевтексу удается удерживать в этом зале людей, не давая им взамен никакой надежды. Так полагал Билли, но притом видел, что здесь вовсе не витает дух отрицания, что паства преисполнена надежды, безотносительно к словам тевтекса, и что сам он питает ту же надежду. Доктрина была не такой уж доктринерской.
— И второе, — сказал Мур. — Помните о движении, которое похоже на неподвижность.
Эти слова вызвали легкий трепет. Не последовало ни причастия, ни выноса — например, священного кальмара.
Нестройно зазвучал громыхающий бессловесный гимн, и прихожане гуськом потянулись к выходу, бросая на Билли странно-заискивающие взгляды. Парни же, казалось, жаждут встретиться с ним глазами.
Дейн и Мур подошли к Билли.
— Ну вот, — сказал тевтекс. — Ваша первая служба.
— Что это за белка? — спросил Билли.
— Наемница, — сказал Дейн.
— Что? Какая такая наемница?
— Фамильяр по вызову, — (Фамильяр?) — Ну-ну, не надо так смотреть. Помощница. Не делай вид, что ни о чем таком не слышал.
Билли подумал о черных котах.
— Где она сейчас?
— Не знаю и знать не хочу. Она сделала то, за что я ей заплатил. — Дейн избегал его взгляда. — Работа выполнена. Вот она и исчезла.
— Чем ты ей заплатил?
— Да орехами, Билли. Чем еще платить белке?
Лицо у Дейна было настолько невыразительным и скучным, что Билли не мог разобрать, правда это или издевка. Добро пожаловать в новую сферу деятельности. Волшебным животным здесь платят — скажем, орехами. Билли осматривал картины и книги в личных покоях Мура, отделанных в темно-серых тонах.
— Бэрон… — начал Билли.
— А, Бэрон! — воскликнул Дейн. — Знаем такого. И его маленьких друзей.
— Он говорил мне, что украдены кое-какие книги.
— Они у нас в библиотеке, — сказал тевтекс, разливая чай. — Ксерокопиями мир не убедишь.
Билли кивнул, словно в этом была какая-то логика.
— Так что же происходит? — сказал он. — Чего хочет тот… тот человек? И почему вы держите меня в заключении?
Мур посмотрел на него вопросительно.
— В заключении? А куда вы хотите отправиться?
Последовала пауза.
— Я ухожу отсюда, — сказал Билли, а потом быстро добавил: — Что сделал… Госс… с Леоном?
