Лишь группе армий «Юг» Гитлер в той же директиве приказывал «в течение зимы предпринять наступление с целью выхода на рубеж нижнего течения рек Дон и Донец» и «как можно быстрей захватить Севастополь»[39]. Так отреагировал фюрер на переход Красной Армии в контрнаступление. Анализ этих руководящих указаний позволяет выделить следующее.
Вопреки своим недавним декларациям типа «еще до начала зимы враг будет разгромлен», а также своеобразному вердикту вроде «противник уже никогда не поднимется», Гитлер на сей раз заявил, что во всех бедах вермахта под Москвой виновата холодная зима, которая, мол, к тому же наступила слишком рано. Однако в отношении погоды вся его аргументация — очень спорная. Несмотря на раннее начало зимы (6–7 октября уже начал выпадать снег. —
Генерал-фельдмаршал фон Бок 9 декабря отдал приказ об оборудовании тыловой позиции группы армий «Центр» по рубежу Курск, Орел, Медынь, Гжатск, Ржев[40]. Промежуточную позицию для 3-й и 4-й танковых групп, а также для левого фланга 9-й армии он наметил по линии Руза, Волоколамск, Старица. Что касается 4-й армии, то она, еще в конце октября подготовив оборону по рубежу рек Ока и Нара, чувствовала себя вполне комфортно.
Тем временем контрнаступление Красной Армии продолжало набирать темпы. Войска правого крыла Западного фронта, взаимодействуя с Калининским фронтом, наносили удары по клинско-солнечногорской и калининской группировкам врага, а смежные фланги Западного и Юго-Западного фронтов — по его 2-й танковой и 2-й полевой армиям.
Ранним морозным утром 6 декабря соединения 30-й армии генерал-майора Д. Д. Лелюшенко предприняли удар в направлении Рогачева и Клина. Так началась Клинско-Солнечногорская операция. Чтобы добиться внезапности атаки, артиллерийская подготовка не проводилась. Лишь батарея майора М. Н. Коротуна из 1-го дивизиона 14-го гвардейского минометного полка старшего лейтенанта В. Г. Беликова произвела залпы по гарнизонам противника в населенных пунктах в ближайшей тактической глубине. И тому и другому начальник артиллерии строго-настрого указал: боевые установки бесшумно вывести на огневые позиции еще затемно, связь с батареями установить заблаговременно, самим неотлучно находиться на наблюдательном пункте.
Огонь «катюш» явился полной неожиданностью для немецкой стороны. Воспользовавшись замешательством противника, передовые стрелковые батальоны ворвались в его ближайшие опорные пункты и довольно быстро овладели ими. Уже в первый день операции войска 30-й армии прорвали первую линию обороны 3-й танковой группы врага, а к исходу третьего дня продвинулись на 18 км, освободив Рогачево. 9 декабря передовые части армии, приближаясь с северо-востока, достигли подступов к Клину и завязали бои на его окраинах. Здесь немцы оказывали особенно упорное сопротивление. Дело в том, что Клин для них был единственным в этом районе узлом дорог, который связывал между собой соединения 3-й танковой группы, а кроме того — всю эту группу с тылом группы армий «Центр». Город «был необходим им и для обеспечения отвода войск с дмитровского и солнечногорского направлений. Но главным было то, что выход советских войск на ближние подступы к Клину создавал угрозу глубокого флангового удара по немецким войскам, действовавшим северо-западнее Москвы. Вот почему германскому командованию пришлось спешно усиливать свою клинскую группировку за счет переброски войск с других участков. Уже 7 декабря в район Клина начали перебрасываться части из шести танковых дивизий»[41]. Это обстоятельство привело к замедлению наступления 30-й армии, но зато другим войскам правого крыла Западного фронта облегчило ведение боевых действий.
И тем не менее темп наступления советских войск оставался еще очень низким: он составлял всего 1,5–4 км в сутки. Притом войска плохо учитывали состояние противника, в боевых порядках которого в то время было множество промежутков и свободных проходов по окрестным лесам и полям. Наступавшие соединения втягивались в бои за овладение опорными пунктами, поспешно создаваемыми немцами в населенных пунктах, узлах дорог и на господствовавших высотах, но, к сожалению, при этом они действовали крайне неумело. Даже те из них, что прекрасно проявили себя в оборонительных сражениях, не успели овладеть искусством ведения наступательного боя.
Так, части 9-й гвардейской стрелковой дивизии в течение 8 декабря трижды предпринимали попытку атаковать поселок Снегири на Волоколамском шоссе (11 км юго-западнее Истры), но трижды откатывались назад со значительными потерями, особенно среди командиров подразделений, которые шли впереди своих рот и взводов, как того требовали уставы. Причин неудачных действий было немало: один из командиров приданных дивизии бригад не умел оперативно управлять боем, другой — с опозданием вывел подразделения на рубеж атаки. Да и артиллерийская подготовка оказывалась малоэффективной. К тому же после ее окончания и перед началом атаки возникала большая пауза. За это время противник успевал прийти в себя и, ощетинившись орудиями вкопанных танков, противотанковыми пушками, пулеметами и автоматами, открывал огонь на поражение, расстреливая танки прямой наводкой, а пехоту — заставляя залегать. Главная же причина неудач в том, что дивизия стремилась выполнить поставленную задачу только ударом с фронта.
Критически осмыслив итоги дня, командир 9-й гвардейской стрелковой дивизии генерал А. П. Белобородов решил изменить тактику: с наступлением темноты совершить обходный маневр, выйти на Волоколамское шоссе с фланга и нанести удар по снегиревской группировке противника с тыла. А чтобы ввести немцев в заблуждение, главным силам дивизии он приказал продолжать демонстративные атаки с фронта. В состав обходящего отряда Белобородов выделил усиленный 252-й стрелковый полк под командованием подполковника М. А. Суханова.
В морозной тьме подразделения отряда медленно продвигались по снежной целине. Бойцы несли на плечах оружие, боеприпасы и все, что необходимо для боя. Шли молча, в полной тишине. И вдруг перед выходом на Волоколамское шоссе прогремели взрывы… Вскоре выяснилось, что отряд попал на минное поле. Несколько человек погибли. Движение остановилось. Каждый следующий шаг таил в себе смертельную опасность.
Но и топтаться на месте нельзя: рушился общий план боя, а с рассветом полк мог стать мишенью для вражеской артиллерии и других средств поражения. И тут из колонны вышел комиссар полка батальонный комиссар Д. С. Кондратенко и зашагал вперед, а вскоре от опушки леса миганием фонарика дал сигнал к движению. Цепочкой по одному, идя точно но следу комиссара, минное поле пересекли без потерь сотни людей — весь полк[42]. Да, такие люди, как Кондратенко, своим примером учили мужеству, самопожертвованию, умению выполнять боевые задачи. Они были всегда рядом, в одном строю, в одном окопе. С них брали пример молодые воины. Кстати, в мемуарах немецких ветеранов — участников битвы под Москвой можно встретить такие высказывания: «Неосознанно мы симпатизировали русским комиссарам и спрашивали: а где же наши политические вожди — зондерфюреры и „золотые фазаны“? Спрашивали, хотя и знали, что они отсиживаются в тылу»[43].
А внезапное появление полка Суханова в тылу частей моторизованной дивизии СС «Рейх» вызвало среди немцев панику. Враг поспешно отступил, и 9 декабря поселок Снегири уже стал тылом гвардейцев, продолжавших наступать в сторону Истры.
К сожалению, тогда такие бои были не частым явлением. В действиях наступавших было слишком много недостатков. Проанализировав их, генерал армии Г. К. Жуков в «Директиве командующего войсками Западного фронта командующим армиями, командиру 1-го гвардейского кавалерийского корпуса от 9 декабря 1941 г. о недостатках в ведении наступления и преследовании противника» потребовал от всех командующих армиями категорически запретить ведение фронтальных боев. Он приказал шире применять
