покрытая редкими волосами голова, утопавшая в больших мягких подушках среди скомканных, отделанных дорогими кружевами батистовых простынь, напоминала голову какого-то новорождённого чудовища.

Из уст графа вырывались гортанные звуки, походившие не то на хрюканье, не то на хрип, не то на скрежет, который издают пришвартованные рядом суда, когда трутся бортами друг о друга. Наконец дон Ковео оставил мягкую постель, хотя это стоило ему немалых усилий.

Пока граф одевается и приводит себя в порядок, скажем несколько слов о его пышном ложе. Оно возвышалось на ножках ионического стиля и выглядело весьма внушительно. Каждый, кто перешагивал порог спальни, незамедлительно убеждался, что владелец ложа имеет в обществе такой вес и располагает такими средствами, которые позволяют ему наслаждаться праздностью.

У подъезда, облицованного метра на два в высоту сверкающими белыми плитами, стояла коляска; её старательно чистил молодой негр с лукавыми глазами и плутоватым лицом; рядом с коляской красовался лёгкий фаэтон; чуть поодаль восседал бородатый детина-привратник, пышущий здоровьем и силой; он коротал время, свёртывая сигареты и что-то напевая себе под нос.

В прихожей, выкрашенной в белый цвет, красовались консоль с двумя большими цветочными вазами, расставленные в строгом порядке венские стулья, горка со сверкающими кувшинами и стаканами из тончайшего, искусно обработанного хрусталя, великолепные часы, большой, сделанный из стали и меди маятник которых размеренно покачивался в стеклянном футляре, стол с ещё не развёрнутыми и не измятыми свежими газетами и, наконец, в самой середине, аквариум, заслуживающий особого описания.

Гостиная, где пол был выстлан линолеумом и массивная резная палисандровая мебель соседствовала с картинами в широких рамах, с великолепным роялем и портьерами из голубого шёлка, наполовину раздвинутыми и приоткрывавшими доступ в комнату, являла собой в этот час довольно унылое зрелище: она была как бы придавлена тяжестью стольких иноземных вещей.

Тоненький солнечный луч, проникая сквозь узкую щель в оконной занавеси, освещал часть превосходного венецианского зеркала, стоявшего на консоли, на которой в окружении двух больших алебастровых ваз с лепными украшениями и других дорогостоящих вещей возвышался на некоем подобии алтаря или трона золотой телец.

Однако вечерами, когда ярко горела большая люстра с хрустальными подвесками и свет её, играя всеми цветами радуги, отражался в зеркале, на поверхности лакированной мебели, на резьбе и позолоте и озарял с головы до ног четыре стоявшие по углам комнаты гипсовые скульптуры, чьи очертания выделялись в полумраке, гостиная блистала во всём своём великолепии, и золотой телец, словно объятый пламенем, ослепительно сверкал с высоты мраморного пьедестала.

Дверь из матовых стёкол, в центре которых на полупрозрачной поверхности были вытравлены радующие взор пейзажи, открывала доступ в кабинет, оклеенный серыми обоями с рисунком, изображавшим гирлянды цветов. Здесь на разных полках и столиках в причудливом беспорядке размещалось множество драгоценных произведений искусства. В застеклённом шкафу горой лежали футляры из русской дублёной кожи, мундштуки из янтаря и слоновой кости; великолепные альбомы с золочёным обрезом, обтянутые бархатом или отделанные перламутром и рельефным рисунком; часы, кольца, трости, фигурки из фарфора, бронзы, слоновой кости, меди, серебра, глины; сотни курьёзных и изящных безделушек, каждая из которых, если её продать, могла бы составить счастье какого-нибудь бедняка. Некоторые из этих предметов хозяин дома купил, по большинство из них были ему подарены.

Одевшись, граф распахнул дверь кабинета, украшенную по краям резьбой, и крикнул:

— Виктор!

Привратник, напевавший себе под нос и старательно завёртывавший мелко нарезанный табак в аккуратные белые бумажки, на мгновение смолк, оторвался от своих занятий и повторил:

— Виктор!

Негр, чистивший коляску, бросил метёлку и поспешно направился на зов. Подойдя к двери, он не поздоровался с хозяином, а сразу же осведомился:

— Чего изволите, ваша милость?

— Который час? — спросил граф.

— Четверть первого.

— Вот разоспался!.. Счастье, что сегодня день неприсутственный.

— Прошу прощения, сеньор, завтра день свободный, это точно, а сегодня нет, — поправил Виктор.

— Да-да, верно. Но идти в канцелярию уже поздно, так что лучше я денёк не поприсутствую… Сбегай-ка туда и скажи секретарю, чтобы он принёс мне бумаги на подпись или прислал их с тобой, если не может прийти сам.

— Слушаюсь, — ответил Виктор и, взяв шляпу, отправился выполнять поручение хозяина.

Тем временем граф вышел в прихожую, поудобнее раскинулся в кресле, так, чтобы оно могло заменить ему кровать, взял со стола газеты, развернул их и принялся читать.

Какой мягкий свет льётся сквозь небольшие окошечки, пробитые в стене прихожей под самым потолком! Как здесь светло, какой блаженный покой царит! На полу ни соринки, ни бумажки; всё вокруг чистое, новое, сверкающее, изысканное; лишь изредка тишину нарушает чириканье воробьёв на ветвях смоковницы, посаженной посредине дворика и окружённой большими глиняными горшками, в которых растёт множество экзотических растений и цветов.

Сеньор граф, развалясь в большом кресле, наслаждался всей этой благодатью. Одетый в белый полотняный костюм и тщательно выглаженную сорочку с туго накрахмаленными блестящими манжетами и воротничком, безукоризненно выбритый, упрятав свой живот в широкий жилет, он сидел и читал газету, посасывая превосходную сигару, дымок которой расплывался большими голубоватыми кругами и, словно фимиам из кадильницы, наполнял воздух ароматом.

Аквариум, стоявший посреди прихожей, был великолепен. Этот восьмиугольный сосуд возвышался на изящных бронзовых колонках, чьи каннелюры и резные капители сверкали полировкой. Одна сторона их была тщательно отшлифована, а другая покрыта слоем тёмно-зелёной окиси, придававшей им сходство с изъеденными влагой и временем медалями, амфорами, античными статуями и другими предметами, столь ценными в глазах собирателей древностей.

Сквозь стенки из толстого и прозрачного стекла видны были низкорослые водоросли, напоминавшие по форме то мотки перепутанной пряжи или метёлки, то тонкие прямые нити или расчёсанную бороду. Водоросли размеренно колыхались на дне, повинуясь медленному движению воды, постоянно обновлявшейся кристальными струнками фонтанчика, искусно вделанного в аквариум.

На полу вокруг аквариума в глиняных, фаянсовых и фарфоровых горшках, расставленных в художественном беспорядке, росли живописные лотосы; тростник, стебли которого были усыпаны небольшими алыми колючками и украшены белыми, как слоновая кость, полосками; бегония с тяжёлыми мясистыми черенками и блестящими шероховатыми листочками, словно вычеканенными из металлических пластин; поднимались вверх или склонялись вниз, сгибаясь в красивую дугу, папоротники с молодыми побегами, свёрнутыми спиралью, и веточками, расходящимися лучами из одного центра; словно окаменевшие тёмно-зелёные змеи, переплетались между собою усеянные шипами липкие от сока кактусы; лезли вверх вьющиеся растения с крохотными, соединёнными попарно листочками — они обвивались вокруг стеблей других растений, ползли по колонкам и граням восьмиугольного стеклянного аквариума и бесстрашно переваливались через его края, так что усики их погружались в воду или плавали на поверхности.

Серые, красные, голубые рыбки, казавшиеся огромными благодаря той чистейшей линзе, которую образовали стёкла и вода, беспрестанно шевелили своими прозрачными хвостами и плавничками, жадно заглатывали корм и поблёскивали большими чёрными глазами. Они плыли то стремительно, то медленно, то догоняли друг друга, то поднимались и временами высовывались из воды, то опускались и держались несколько мгновений неподвижно, словно подвешенные на невидимой нити.

Большие стеклянные горки и резные шкафы, стоявшие в прихожей, ломились от серебряной столовой посуды; они казались совсем маленькими, отражаясь в стёклах аквариума, на которых играли лучи света. Освещённая ими вода, подводные растения, образовавшие арки и рощицы, пещеры, сделанные из ноздреватых камней, веточек кораллов и витых перламутровых раковин, являли собой на редкость красивое