который славится своей вспыльчивостью и в гневе способен натворить неописуемых бед. В то время меня только выпустили условно-досрочно из тюрьмы, где я отсидел четыре года за непредумышленное убийство. Я знал свое место и понимал все сложности жизни.

Я нашел ее брата. А после всего вернулся домой, в Локстон, уверенный, что больше никогда ее не увижу — что, наверное, и к лучшему. Но Эмма всегда была непредсказуемой.

Она меня разыскала и сама приехала ко мне. Сначала я решил, что она просто хочет поблагодарить меня — она ведь такая вежливая, воспитанная, такая… правильная.

Я ошибся.

Наш роман стал для меня полной неожиданностью. Я как будто смотрел на все происходящее со стороны. Я и поверить не смел, что такая женщина, как Эмма, способна проявить ко мне интерес. Я жил, ослепленный волшебным видением — мы с Эммой вместе. Ослепленный верой, изумлением и жаждой. И нездоровым любопытством: где и как все потерпит крушение. До сегодняшнего утра, до самолета. «Я люблю тебя, Леммер»…

Трудность в том, что Эмма по-прежнему ничего обо мне не знает.

Я скрывал от нее мои грехи. Она считает, что я поселился в Локстоне, потому что здесь красивая природа и славные соседи. Она не знает, что я сбежал сюда от городских соблазнов, которые пробуждают во мне мои худшие качества. Она не знает о моем желании исцелиться безмятежностью, терпением и целостностью жителей провинции. Она не знает, до чего нелепо мое стремление стать здесь своим.

Нелепо, потому что в глазах обитателей Бо-Кару я — чужак, новичок, неизвестная величина, которая держится на расстоянии. Я стараюсь вести себя деликатно, вежливо и в полном соответствии с моим Первым законом. Сложностей добавляет и моя необычная профессия. Я телохранитель, который часто уезжает в разные концы страны. Меня неделями не бывает дома. А иногда я возвращаюсь со следами телесных повреждений разной степени тяжести… Непонятный тип, который каждую неделю тренируется в стрелковом тире, а на закате совершает длительные пробежки по гравийным дорогам.

И все же несколько человек из числа местных жителей — эксцентричная Антьи Барнард, добродушный дядюшка Ю ван Вейк и моя цветная экономка Агата Лефлер — сразу, без колебаний приняли меня в свой круг. Они были исключением… до приезда Эммы.

Эмму можно считать эталоном нормальности. Наверное, по ассоциации с ней местные жители решили, что меня тоже можно считать относительно нормальным человеком. Эмма, порывистая, привлекательная, образованная молодая женщина, возникла словно из ниоткуда и с тех пор навещала меня один или два раза в месяц. Она специально поменяла свой «рено-меган» на внедорожник «лендровер- фрилендер», способный ездить по проселочным дорогам. Однажды в августе, под вечер пятницы, она взяла мой старенький пикап «исудзу» и поехала за продуктами в Бофорт-Уэст, а на обратном пути не вписалась в поворот у Якхалсданса. Пикап восстановлению не подлежал.

На следующее утро она обратилась к соседям за помощью. Спросила, нет ли какого-то, по ее выражению, «экологичного» средства для борьбы с муравьями в моем саду. И заодно поведала, как накануне «слишком быстро срезала поворот, потому что соскучилась по Леммеру».

— И что?

— И разбила его пикап. Вдребезги.

— А потом?

— Я увидела, что не пострадала. Ну, и прошла последние семь километров пешком.

Соседи изумленно качали головами:

— Что же сказал Леммер?

— Не знаю. Я не понимаю по-французски.

По словам дядюшки Ю, Эмма рассмешила их до колик; они еще долго хохотали, хлопая друг друга по плечам. После они охотно объяснили Эмме, что муравьев, обитающих в Кару, так называемыми «экологичными» ядами не возьмешь.

Эмма уговорила меня вместе с ней ходить в локстонскую церковь по воскресеньям. Именно благодаря ей нас пригласили на барбекю у плотины и на торжественный ужин, посвященный открытию регбийного сезона. Эмма Леру стала моим пропуском в местное общество, моей визой в тихую гавань. Забывшись от любви, я плыл по течению, заглушая тихий внутренний голос, который время от времени спрашивал: «А если все они узнают, кто ты на самом деле?»

Дело в том, что Локстон, как и Эмма, понятия не имел, кто я такой.

Я подозревал, что соседи кое о чем догадывались. Антьи тактично задавала наводящие вопросы. Сама Эмма кое-что заметила, когда была моей клиенткой. В поисках ее брата мне время от времени приходилось применять свои таланты на практике. Наверное, брат потом кое о чем рассказал ей, когда они обсуждали прошлое. Может быть, мои таланты вызывали ее интерес? Может, именно поэтому ее ко мне потянуло? Когда я охранял ее, она легко вошла в роль опекаемой — так поступили бы на ее месте многие женщины.

Сегодня утром, общаясь с «Рыцарями», она снова увидела мое нутро, мою сущность. И попыталась меня удержать, не укоряя. Может быть, она думала, что в состоянии справиться со мной?

Но она знала меня лишь частично.

Я должен был рассказать ей всю правду о себе.

Я хотел рассказать. Иногда я еле сдерживался. Мне так хотелось исповедаться, что с моих губ готовы были сорваться роковые слова… «Эмма, в гневе я избил человека до смерти. И испытал при этом удовлетворение и радость. Потому что я — прирожденный убийца. Насилие живет во мне. Насилие — мое второе „я“». Но всякий раз, до того, как признание слетало с губ, подобно злому джинну, выходящему из волшебной лампы, меня останавливал парализующий страх потерять ее, а вместе с ней — и надежду на то, что она полюбит меня. И не только надежду на ее любовь. Надежду на то, что ее любовь превратит меня в другого человека, достойного ее любви. Волшебство уже начало совершаться. Она смешила меня, подталкивала к тому, чтобы я смешил ее, стал беззаботным, игривым и остроумным. С ней я иногда напрочь забывал о темных закоулках в моей голове. Впервые в жизни я начал нравиться себе. Совсем немножко. Меня согревало ее одобрение. А теперь — ее любовь.

«Я люблю тебя, Леммер».

Я стоял у самолета, а она обнимала меня, прижавшись губами к моему уху, и я ничего ей не ответил. Я понимал: до того, как я отвечу, мне придется все ей рассказать.

Но сейчас слишком поздно; я слишком боюсь причинить ей боль и обидеть ее. Ее и себя.

Я смотрел на бесконечные равнины Северной Капской провинции и гадал, из-за чего меня вырвало — из-за того, что я лечу на маленьком самолетике, или из-за моей огромной нечестности.

Чтобы избавиться от неприятных мыслей, я спросил Лоттера, как он познакомился с Дидериком.

— Он друг моего друга. Несколько лет назад неожиданно приехал ко мне. Сказал, что слышал, что я летаю где угодно. Ему хотелось осмотреть один участок в Мозамбике, в который ему предлагали вложить деньги, но ехать туда на машине слишком далеко, время — деньги, и не мог бы я его подбросить? Так все началось. И продолжается до сих пор. Дидерик звонит мне и говорит, что ему срочно нужно доставить запчасти для трактора из Эрмело, или быстренько слетать в Виндхук, или забрать приятеля из Локстона. Знаете, как бывает: тебе платят за то, чем ты любишь заниматься… Вы знаете, что у него на ферме есть взлетно-посадочная полоса?

Я признался, что почти ничего не знаю о Дидерике.

— Он — тот еще тип. Но хороший бизнесмен. Замешан в чем ни попадя…