устройствам жизнеобеспечения. Задержанный с оружием в руках дипломат под это определение вполне подходил, и комиссар с радостью оставил его под арестом.

Потом с ним вышла на связь Генеральный секретарь ООН. Выслушав ее, комиссар окончательно перестал понимать, что происходит. Госпожа Стаффанссон требовала от него надавить на Грекову и во что бы то ни стало найти свидетельства ее работы на русскую разведку. Но что значит – надавить? Пара часов в наручниках – это достаточное давление? Комиссар бросил на диспетчера еще один взгляд и понял – недостаточное. Но отступать было поздно.

– Итак, ваше полное имя, место работы и личный номер? – задал он первый вопрос, одновременно запуская запись электронного протокола.

– Комиссар, – вздохнула Анна, – мы встречались с вами столько раз, что вы могли бы его и запомнить. Причем в последний раз это было не далее как вчера. Или боитесь, что меня подменили?

– И все-таки ответьте.

– Грекова, Анна Николаевна. Космодром базы «Армстронг», сектор диспетчерского контроля. АйДи: 6566581.

Отсутствие дальнейших пререканий пришлось комиссару по душе, он согласно кивнул и решил, что установление контакта с подследственной, чему в основном и служили вопросы с анкетной информацией, можно считать завершенным.

Тип личности у нее скорее абстрактный, – размышлял комиссар. – И это хорошо. Будь она художественной натурой, пришлось бы искать вещественные доказательства, а с ними как раз туго. С личностями же, склонными к абстракции, можно разговаривать на языке логических доводов, а они, до известного предела, доказательств не требуют.

– В вашем личном деле есть сведения, что контракт с Международной администрацией вами заключен не через рекрутинговый центр ООН, а через юридический дом «КМ Консалтинг». Это так?

Анна кивнула.

– Но ни для кого не секрет, что «КМ Консалтинг» – это фирма, тесно сотрудничающая с органами государственной безопасности Российского союза. Следовательно, мы можем сделать вывод о том, что вы являетесь сотрудником этих органов. Это так?

– В моем личном деле есть сведения о прежних местах моей работы, – пожала плечами Анна. – Там черным по белому сказано, что я старший лейтенант госбезопасности. В отставке. А юридический дом «КМ Консалтинг» оказывает услуги не только действующим, но и бывшим сотрудникам.

– Ваши действия заставляют меня усомниться в том, что вы именно бывший сотрудник. Вы же не будете отрицать, что за несколько минут до того, как на ваше рабочее место ворвался с пистолетом господин Абидин, вы имели контакт с незарегистрированным абонентом через виртуальный космос.

– Нет, не буду.

– Кем был этот абонент? Учтите, что бы вы ни ответили, у нас есть возможность поднять логи и проверить ваши слова, поэтому увиливать не советую.

– А я и не собиралась. Это был доктор Петров, советник президента РС по контакту с иными цивилизациями.

– Вот как? И что же именно он вам сказал?

– Он известил меня о том, что на борту «Быковского» находится инопланетный артефакт, и попросил довести эту информацию до экипажа парома. – Анна подалась вперед. – Это ведь тот самый груз, который вы собирались разместить в сейфе корабля, Пьер, не так ли?

«Малейшее допущение допрашиваемым развязности, тем более грубости в поведении должно тотчас пресекаться, поскольку под установлением психологического контакта не подразумевается установление отношений равенства – это всегда взаимоотношения между представителем власти и частным лицом» – всплыла в памяти у комиссара строчка из его же собственного учебника по методике допроса.

– Вы забываетесь, госпожа Грекова! Вопросы здесь задаю я! И я, между прочим, запретил вам лично распространять любую информацию относительно данного груза!

– Нет, комиссар. Похоже, это вы забываетесь! Мало того что вы часами держите меня в наручниках без предъявления обвинений, так еще и выясняется, что вы утаили от человечества обнаружение кутриттера. И ваша ли это личная вина либо в преступном сговоре участвует вся международная администрация, еще только предстоит выяснить!

– Ну-ка замолчите и отвечайте на вопросы! Вы включили лазерный передатчик. Связывались ли вы с бортом парома? Передавали ли туда эту информацию?

– Да, связывалась и передавала, – с вызовом ответила Аня.

– И что вам оттуда ответили?

– Ничего. Связь была односторонней.

Комиссар задумался. Понятно, откуда у этого Петрова оказались сведения о кутриттере. Все данные о нем были переданы странам – участникам Лунного проекта, после того как «Быковский» взял курс на Землю. И если этот Петров советник по установлению контакта, то он просто не мог об этом не знать. Но зачем сообщать это экипажу парома? Если действия Петрова инспирированы русскими спецслужбами, то чего они хотели добиться?

По здравом размышлении достойной целью выглядит только посадка корабля на Байконур вместо Ал- Субайха. Но Петров мог действовать и по собственной инициативе.

– Скажите, госпожа Грекова, а кроме сообщения о кутриттере на борту, Петров ничего не просил вас передать экипажу? Скажем, не просил ли он передать просьбу об изменении места посадки?

– Нет, – с едва заметной задержкой ответила девушка, – не просил.

Комиссар, не слушая ее, впился взглядом в маленький экран у себя на столе. На нем выводилось изображение лица допрашиваемого с видеокамеры, совмещенной с инфракрасным датчиком высокого разрешения. Это позволяло проводить анализ движения мышц лица и кровотока под кожей и делать на их основе заключения о том, говорит ли подвергнутый допросу правду или лжет. Стопроцентной точности система не обеспечивала, но служила существенным подспорьем ведущему допрос.

– Зачем вы лжете, госпожа Грекова? При современном уровне технологии скрыть правду почти невозможно.

– Я знаю, о каких технологиях вы говорите. Они оценивают не правдивость сказанного, а эмоциональное состояние говорившего, – пожала плечами диспетчер, – это даже дети знают. Вы целый день держали меня в полной изоляции, а потом еще и надели наручники, словно боитесь, что я на вас нападу. А на «Быковском» между тем бортпроводница – моя близкая подруга, и позавчера я познакомилась со вторым пилотом парома. И я за них волнуюсь. Можете представить, как это отражается на моем эмоциональном состоянии и показаниях ваших приборов.

– Ах, волнуетесь… – начал было комиссар и внезапно замолчал, пораженный пришедшей в голову мыслью. – Стоп! Так вы же еще ничего не знаете?

– А что я должна знать? – удивилась Аня.

– Лунный паром «Валерий Быковский» семь часов назад потерпел катастрофу. Место его падения до сих пор не обнаружено, сведений о погибших и выживших у нас нет.

Спустя секунду комиссар понял, что попал в точку. Аня побледнела так, что лицо ее цветом сравнялось с цветом стянутых в тугой пучок на затылке светлых волос. Следовало срочно дожимать подозреваемую до конца.

– Теперь вы понимаете, почему нам важно как можно скорее выяснить, какие именно инструкции получил через вас экипаж «Быковского»?

Девушка помотала головой, словно отгоняя наваждение.

– Комиссар, у меня никакой техники нет, но мне кажется, что вы мне врете. Я ведь диспетчер и хорошо себе представляю возможности космической техники и характеристики спутниковых группировок, которые мне приходилось обслуживать. Это вокруг Луны сеть спутников не так густа. На Земле все иначе. Упади паром – и место аварии будет обнаружено через десятки, если не через единицы минут после постановки задачи. А максимум через полчаса все желающие будут иметь снимки этого района с разрешением не больше десятка сантиметров. Даже рухни он в океан… И вы мне говорите, что место аварии не обнаружено уже семь часов? И где, спрашивается, спасатели? Спят?