памятник семитической поэзии, так как в нем мы впервые встречаемся с характеристическим ее признаком — параллелизмом мыслей и строф. 'Во всей всемирной литературе нет памятника древнее данного отрывка семитической поэзии', — говорит один ученый полуотрицательного направления (Ленорман).

'послушайте голоса моего... внимайте словам моим' — вот типичный для еврейской поэзии пример параллелизма мыслей, т.е. повторения одной и той же мысли, только в разных словах.

'я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне...' Здесь точно также повторяется одна и та же мысль, хотя и с некоторыми вариациями. Гораздо труднее вопрос о том, в каком смысле следует понимать всю эту речь Ламеха перед своими женами о каком-то будто бы совершенном им убийстве. Говорится ли все это только в вопросительной форме, т.е. в смысле того — 'разве я убил мужа... и юношу', или в положительной — как уже о совершившемся факте только двойного убийства, или же, наконец, лишь в предположительной — именно, что я убью всякого, кто станет на моей дороге, будет ли то зрелый муж, или юный отрок? Большинство современных экзегетов склоняются на сторону последнего решения вопроса, находя, что здесь прошедшее время глагола 'убил' употреблено вместо будущего, для выражения несомненности исполнения выражаемого им действия: 'я несомненно убью, все равно, как бы уже убил', дерзко и хвастливо заявляет о себе Ламех.

В зависимости от такого взгляда на характер текста и вся песнь Ламеха получает значение победного гимна мечу. Восхищенный кровавым изобретением своего сына Тувалкаина, Ламех как бы подходит к своим женам и, потрясая грозным оружием, надменно хвалится перед ними этой новой культурной победой, создающей ему положение деспота и властелина. 'Я убью всякого, будет ли то почтенный, зрелый муж или легкомысленный отрок, раз он осмелится нанести мне хотя бы малейшее оскорбление. И если Бог за смерть Каина обещался воздать всемеро, то я, вооруженный грозным изобретением своего сына, сумею в семьдесят раз лучше постоять за себя сам!'

'И познал Адам еще жену свою... и она родила сына и нарекла имя ему: Сиф...' На место двух старших детей Адама и Евы, из коих один не оправдал возлагавшихся на него надежд (Каин), другой — безвременно погиб (Авель), хранителем истинной веры и благочестия Бог дарует им третьего сына — по имени Сифа. Значение его имени объяснено в самом тексте, в смысле 'утверждения, основания' истинной веры, или 'подстановки, возмещения' той утраты, которая нанесена была погибелью Авеля. 'Все сие показывает, что в Сифе Ева надеется на восстановление и сохранение благословенного Семени и нарекает ему имя в духе веры и прозрения в будущее' (Филарет). И действительно, будучи родоначальником благочестивых патриархов допотопного периода (сифитов), Сиф явился тем столпом, на котором стояла и утверждалась первобытная религия и церковь. В этом отношении Сиф как бы является прототипом самого Господа нашего Иисуса Христа (1 Кор. 3:11[164] ).

'Енос...' Имя этого патриарха в буквальном переводе с еврейского означает: 'слабый, хилый, немощный, смертный', откуда — в качестве производного существительного: 'человек', характеризуемый именно со стороны вышеуказанных свойств его природы (Пс. 8:5[165];). Уже одно это имя достаточно свидетельствует о том духе смиренной покорности пред Богом, который отличал благочестивых сифитов, в противоположность горделивому самомнению и высокомерию каинитов.

'тогда начали призывать имя Господа (Бога)'. Славянский текст имеет здесь свою вариацию, именно вместо слов 'тогда начали' — 'сей упова;' произошло это от смешения двух фонетически сходных еврейских слов, из которых одно значит 'начинать', а другое — 'поднятъся, уповать;' предпочтение здесь должно быть отдано русскому переводу.

Что касается до смысла этой библейской фразы, то она прежде всего говорит о торжественном призывании Бога во дни Еноса, т.е. о начале общественного богослужения. Во-вторых, как думают некоторые из отцов Церкви (3латоуст, Феодорит, Ефрем Сирин), — она указывает на то, что благочестивые сифиты за свою ревность Богу, удостоились наименования сынов Божиих'. Все это особенно выделяло благочестивых сифитов, ревнителей Бога и давало им право на то наименование 'сынов Божиих', с которым мы встречаемся позднее (6:2). И вот в то время, как поколение каинитов через основание города, изобретение светских ремесел и искусств клало первый камень мирского могущества, племя сифитов, совокупным призыванием Бога, полагает основание Царству Божию на земле — Церкви, как обществу людей, объединенных между собой верой в Искупителя и надеждой на избавление через Него.

'Вот родословие Адама...' Это — заглавие целого нового раздела (toldoth), подобно предшествующему (2:4) и целому ряду последующих за ним (Быт. 10:1; 11:10, 27; 25:12, 19; 36:1; 37:1). Переводя этот заголовок истории сифитов на язык современных понятий, мы должны были бы сказать: 'вот перечень потомков Адама'. А так как дальше все время идет речь только о сифитах, то, очевидно, этот перечень касается не всех, а только ближайших к нему потомков, родственных с ним не столько по плоти, сколько по духу.

'когда Бог сотворил человека... в день сотворения их...' Приступая к