обратиться к сохранившимся письменным несторианским памятникам и их содержанию. Начальный этап китаизации несторианства представлен в ранних текстах из так называемых «писаний Алобэня», к которым относятся «Канон Иисуса Мессии» и состоящая из трех частей работа «Единобожие».
«Канон Иисуса Мессии» (Сюйтин Мишисо цзин) По мнению Саэки, «Канон Иисуса Мессии», называемый иногда также по имени владельца «документом Такакусу», был создан между 635 и 638 гг (см. [Saeki 1937, с 114–117]) В этом случае он является наиболее ранним несторианским текстом на китайском языке. По содержанию «Канон» делится на две части —изложение основ вероучения и историю деяний Иисуса. В богословско–нравоучительной части текста отмечаются непознаваемость и вездесущность Бога. Хотя никто не видел Бога, но все люди наполнены Его дыханием и от Него зависит жизнь людей. Воздаяние за добро и зло настигает всюду, но те, кто следует добру, смогут узреть небесный путь и не провалиться в ад из–за злых деяний. В тексте подчеркивается необходимость не создавать раздражающих Бога идолов, следовать повелениям императора и заповедям религии. Три основные заповеди, постулируемые в этом тексте несторианскими миссионерами, сформулированы так: «Служить Богу, служить императору и служить родителям» [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 91]. В тексте приведен ряд дополнительных моральных поучений: не обижать слабого, не убегать от сильного, накормить и напоить калек, одеть бедного и дать ему денег, хорошо обращаться со слугами и ремесленникамн, не лжесвидетельствовать, не искажать истину и ложь, поддерживать добрые устремления сердца, не делать зла, не убивать живого и не обманывать Бога и т.д. Вторая, весьма краткая часть «Канона» обрывается на описании смерти распятого Иисуса. Это перное дошедшее до наших дней изложение содержания Нового Завета на китайском языке.
Изучение использованных в тексте терминов и транслитераций библейских имен и географических названий подтверждает, что «Канон Иисуса Мессии» был ранним несторианским памятником. А.Моул отмечает, что указанием на раннюю дату (его создания) может служить именование креста «деревом» (му) вместо сочетания «иероглиф десять» (ши цзы), вошедшего в употребление в конце XVIII в. «Несколько одобрительных ссылок на Будду, упоминания о дэвах и архате, использование имени властителя ада Яньло, как представляется, показывают, что это не перевод, но оригинальная композиция и в некоторой степени адаптация к современным китайским идеям» [Moule 1930, с. 59]. Авторы текста использовали для объяснения христианского богословия уже имевшиеся в китайском религиозном лексиконе буддистские категории. Сравнивая христианскую терминологию «Канона Иисуса Мессии» с текстом И шэяь лунь, Саэки обратил внимание на присутствие в «Каноне» необычно большого числа фонетических транскрипций. Многие из понятий и транскрипций были явно скороспелыми и носили странный для христиан характер. Терминологической спецификой «Канона Иисуса Мессии» стали:
1. употребление иероглифа Фо (Будда) для обозначения христианского Бога;
2. использование неподходящего знака ? ми (загадка, конфуз) в фонетической транскрипции ??? Ми–ши–хэ (Мессия)[20];
3. передача имени Иисуса при помощи оскорбительного сочетания ?? («перемещать» + «крыса»);
4. использование для передачи понятия «Святой Дух» сочетания лянфэн («холодный ветер»)[21] [Saeki 1937,с. 117–121].
Использование песторианами уже имевшейся в китайском языке буддистской терминологии оставило заметный отпечаток на облике текста. «Канон Иисуса Мессии» начинался с утверждений о величии и непознаваемости «подобного ветру» Бот (Тянъ г^зунь — букв. «Небесный Почнтаемый–уважаемый»), которого не видел никто из людей. Люди не видят Бога, как они не видят ветра, но несут чувство (i^u) почитания Бога. Однако Бога все же могут узреть ангелы (?1 ? чжуфо?букв, «все будды») н святые (архаты–адоханъ ???)[22]. Отсюда можно сделать вывод, что знак фо должен указывать не только на Бога, но и на духовные сущности низшего ранга, выступая аналогом понятия лух–шэнъ. В этом случае можно предполагать терминологическую погрешность —иначе окажется, что несторнане проповедовали многобожие.
По мнению Гун Гяньминя, сочетание чжуфо относится не ко «всем богам–буддам», но к ветхозаветному понятию об ангелах (чжушэпь — букв, «многие духи» или тяньши — «служители Неба»). По его мнению, «составитель „Канона Иисуса Мессии'*, использовавший сочетание чжуфо, вовсе не был политеистом, он мог использовать чжуфо для указания на понятия о „многих духах–душах*' (чжулин) или «ангелах» (тяньши)» [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 83–84]. Однако эти весьма разумные толкования были недоступны сознанию образованного китайца времен династии Тан, хорошо знакомого с буддизмом, но не имевшего представления о хрнстнанских иерархиях ангельских чинов. Составители несторианского текста не хотели буквально сказать, что будды и арха–ты религии Шакьямуни могли лицезреть Бога христианской Троицы. Однако широкое использование ими буддистской терминологии не только способствовало культурной ассимиляции несторианства, но и невольно растворяло его в доминирующем буддистском религиозном окружении.
Исследователи полагают, что «китайский буддистский помощник Алобэня использовал свое собственное понимание н воображение для пересказа идей Алобэня в соответствии со своими собственными мыслительными формами. Буддистское влияние здесь очень заметно» [Lee Shiu Keung 1973, с. 123]. На 'то указывает, в частности, попавшее в текст «Канона» упоминание о том, что жизнь всех живых существ такая же, как и жизнь человека. Изложение в «Каноне Иисуса Мессии» основ библейского вероучения с опорой на буддистский лексикон привело к тому, что по–китайски первые заповеди декалога были сформ) — лированы в неузнаваемом виде: «[Люди], воспринявшие Небесного Почитаемого (Б о га– Тя пьцзунь), есть [люди], воспринявшие учение [Небесного] Почитаемого. Сперва было послано все живое для поклонения всем дэвам ? ?? чжутянь), а Будде (Фо) установлено быть Буддой для принятия страданий» [Вэн Шаоцзюнь 1995,с. 91][23]. Можно согласиться с А.Моулом, написавшим в комментарии к этому фрагменту: «Прежде чем резко осудить автора этой странной версии (если моя догадка верна) первой заповеди, мы должны предпринять некоторые усилия, чтобы представить сцену, как персидский миссионер с малым знанием китайского языка и образа мышления пытается объяснить китайскому другу с его скромным даром к схоластике „Поклоняйся Богу своему и только ему служи'*. Я думаю, что еще более странные результаты, чем „поклоняйся дэвам и буддам и Будде стра–дающему», были порождены современными переводчиками, как миссионерами, так и мирянами, чья ортодоксия была выше подозрений»[Moule 1930,с. 60,примеч. 70]. Сходного мнения придерживается и современный исследователь Р.Ковелл, полагающий, что эта фраза из «Канона Иисуса Мессии» является скорее концептуальной ошибкой при переводе, чем сознательной попыткой политеистической адаптации христианства к буддистскому контексту. Эта ошибка сравнима с промахом иезуита Франсиско Ксавьера, использовавшего транскрипцию латинского Deus— Бог для христианской проповеди в Японии. Для японцев это звучало как daiso, т.е. «большая ложь» [Covell 1986, с· 31J.
В первоначальном периоде адаптации к китайскому цивилизационному контексту несториане опирались не только на буддистский лексикон, но и на конфуцианские социально–политические ценности.
