несколько поколений транслировать нацистскую идеологию, то есть утвердить ее как идеологию очень широкого слоя, низы которого составляют черный бизнес с процентами прибыли столь высокими, что они позволяют подавлять легального предпринимателя, а верхи уходят в могущественные финансовые структуры. Эта самая нацистская компонента и трансформировалась в устойчивую идеологию, связанную с идеями «четвертого рейха», которые сейчас реализуются в объединенной Германии.

— Конечная цель этих теневых нацистских структур?

— Конечная цель всех геополитических сил, которые сейчас существуют, — это мировое господство. Никто на меньшее не согласен. Идея XXI века есть идея планетарной цивилизации, которая становится неизбежной и объективной, но весь вопрос о типе грядущей цивилизации. Каждая сила воплощает свою модель и вместе с ней — определенный тип мирового господства. Англосаксонский мир хочет мирового господства, основанного на информационных технологиях, на отчуждении знающих от незнающих. Это — информационное управление миром, о котором я уже говорил. У немцев модель более грубая, в большей степени базирующаяся на евгенике, на расовом подходе. Это другой тип доминирования элиты над большинством населения. Немецкая модель базируется на прямом транслировании воли элиты вниз, плебсу.

— Какое место отводится России в этих планах?

— Судьба России будет зависеть от того, с какими собственными силами она вступает в эти геополитические события. Россия занимает такое стратегическое место, которое просто не дает ей выйти из игры. Она находится между Европой и Азией, контролирует этот евроазиатский стык, а кто его контролирует — контролирует мир, значит, Россия будет постоянным местом притяжения сил, борющихся за мировое господство. Если Россия создаст сильное государство, которое не только будет иметь свои цели и интересы, но и создаст планетарную концепцию, которая будет в наибольшей степени удовлетворять все остальное человечество, то она будет играть самостоятельную роль. России придется напрячься, чтобы выдвинуть очередной суперпроект. Она на это просто обречена. С другой стороны, она должна уцелеть как сильное государство, чтобы иметь возможность не допустить на своей территории реализацию чуждых ей проектов. Единственное я могу сказать, что судьба России не может быть мирной. Может быть, и хочется сказать: «Вы нас не трогайте, и мы вас не будем», но геополитическое и геостратегическое положение России таково, что сюда все равно будут рваться. Россия сейчас в таком слабом состоянии, что ей нельзя просто вожжи отпустить в надежде, что кто-то сядет, возьмет их и куда-то довезет, — начнется драка между кучерами.

— А раздробление страны? Не приведет ли это к тому, что как геополитический фактор Россия исчезнет?

— Страну-то раздробить можно, а этнос?

— То есть это раздробление будет непрочным и недолговечным?

— Конечно. Этнос сам восстанавливается и стремится к объединению в одно государство. Он достаточно велик, и в процессе раздробления его необходимо сильно умалить, в противном случае восстановление России будет происходить в более радикальных формах…

— Под расплывчатым термином «умалить» вы имеете в виду геноцид?

— Ну, зачем геноцид… Сейчас голод, лотом эпидемии, потом еще что-нибудь… Ну, революция — очень «хорошее дело». Все это уже пробовалось. Если этнос будет истощен до предела, он не сможет восстановиться…

— Что ожидает нашу страну в ближайшем будущем — зимой, весной?

— Все определяется базовыми ресурсами. Не говоря о том, что происходит сокращение производства этих ресурсов, они еще по демпинговым ценам уходят за рубеж. Кроме того, сельское хозяйство не только сократило производство, но и почти полностью прекратило поставки. Если бы можно было перекрыть эту утечку и добиться, чтоб существующие жизненно необходимые ресурсы распределялись в пределах даже полуразрушенной экономики, то не было бы ни голода, ни холода, была бы жизнь на уровне 80% обеспечения. В сложившейся ситуации существует два варианта: если мы чуть-чуть закрутим гайки на ржавой и гнилой системе хозяйства, то еще год она сможет функционировать, а если мы в этих очень низких стартовых условиях начнем осуществлять широко разрекламированные проекты и программы, то неминуемо не позднее марта вся эта система народного хозяйства распадется, и мы окажемся перед мощными социальными взрывами, которые даже не знаю кто и как собирается контролировать.

— Следуя по первому пути, мы еще можем протянуть год, а потом?

— За этот год необходимо выработать такую модель развития, которая позволила бы начать восстановительные процессы и потом, подготовив какую-то базу, осторожно, шаг за шагом, начать процессы реконструкции. Сперва трехлетний, потом пятилетний план развития, как это было в Южной Корее, например. За два пятилетних плана мы сможем достичь примерно такого уровня развития, как Китай, с очагами даже гораздо более технически развитыми, а к 2010 году войти в число развитых стран мира. Но для этого необходимо ввести прямые распределительные отношения. Зиму, весну, лето, следующую осень и зиму придется прожить в ситуации скудности и распределительного механизма. За это время можно накопить какие-то ресурсы для восстановительного процесса. Сегодня этих ресурсов нет, и в виде золотого дождя они не появятся. Надежда на западную помощь иллюзорна.

— Каковы необходимые политические условия для включения восстановительного процесса?

— Чрезвычайное положение. Все равно его введут. Сейчас все стало путаться: государственный переворот и чрезвычайное положение, но это большая разница. Госпереворот — это дестабилизация, конфронтация различных сил в гражданской войне, развал. А чрезвычайное положение — это стабилизация, неважно даже, кто его введет. В конечном счете — это единственный способ спасти демократию. Чрезвычайное положение должно быть введено конституционным путем, касаться экономики в первую очередь и опираться на поддержку широких масс населения. Это проблема управления, восстановления управляемости экономикой, а не подавления. Не надо бояться, что это осуществят люди с прямо противоположными политическими взглядами. Я только боюсь, что введение чрезвычайного положения в один шаг каким-то лицом сейчас практически невозможно. В этом смысле я сейчас уже рассматриваю теорию управляемой катастрофы. Боюсь, что мы можем только управлять той катастрофой, которая разразится на протяжении года-полутора. Я понимаю, что это звучит шокирующе, но лучше управляемая катастрофа, чем неуправляемая.

Управление катастрофой предполагает сознательную ротацию лидеров, стилей, методов централизации и децентрализации.

— Кто из современных политиков либо политических сил способен ввести такое чрезвычайное положение?

— Пока что Ельцин еще способен это сделать, хотя для меня это представляется сейчас проблематичным.

— Он обладает своей структурой власти на местах?

— В том-то и дело, что нет. Структуру ему надо еще выстраивать, и здесь очень много трудностей, связанных с идеологией, политиками, установками и заданными ориентирами… Но его авторитет позволяет ему попытаться это сделать. Здесь не следует смешивать тоталитарный и авторитарный режим. Авторитаризм и тоталитаризм очень отличны друг от друга. Авторитаризм приходит справа, тоталитаризм — слева. Тоталитаризм разрушает все, что существует, авторитаризм смягчает все и преобразует в другие формы. Ельцин может ввести только авторитарный режим и провести авторитарную модернизацию. Если Ельцин пойдет путем авторитарной модернизации, он может иметь успех. У него на это 10–15 шансов из ста.

Интервью брали С. Иванов, Е. Беляев

«Народная правда», № 2, ноябрь 1991