правой стене, отыскивая выключатель, и, когда свет зажегся, почувствовала себя немного увереннее. В маленькой тренерской все было в полном порядке – Акела не терпел бардака, каждая вещь у него знала свое место.

На крючке за дверью висело тренировочное кимоно мужа, и я, поддавшись какому-то внезапному желанию, прижалась к нему лицом, вдыхая запах. На глаза сразу же навернулись слезы, и я смахнула их пальцами – раскисать было некогда. Ключ от высокого узкого сейфа, привинченного к полу, хранился у Сашки под столешницей, там был прибит крючочек. Пошарив рукой, я сняла ключ и отомкнула сейф. Все мечи, используемые мужем для работы, оказались на месте, но большого меча из пары черных дайсё среди них не было.

– Ничего… это ничего не значит – Акела мог и не приносить меч сюда, и тогда его точно кто-то украл, – пробормотала я, расстроенная своим открытием, – а это значит, что настоящий убийца тот, у кого сейчас этот меч… Конечно! По-другому и быть не может, да и зачем Сашке моему убивать каких-то бомжей, не представляющих для него лично никакой опасности? Он всегда говорил – меч создан больше для защиты… Господи, что же мне теперь делать? – Я села на стул и заплакала, не в силах больше сдерживать эмоции и отчаяние.

К счастью, меня здесь никто не видел и не слышал, а потому я могла без помех позволить себе расслабиться и порыдать вволю без риска быть осмеянной. Я же все-таки Кнопка из стали, как иногда говорил муж, так негоже мне на людях-то распускаться.

Выплакавшись как следует, я заперла дверь клуба и побрела домой. Шел снег, мягкие хлопья оседали на шапочке и воротнике шубы, но я этого не замечала. Я шла вдоль ярко освещенных витрин и боялась даже думать о том, что сейчас происходит с мужем. «Только бы с ним ничего не случилось, только бы не произошло ничего страшного…»

– Саша? – услышала я и невольно приостановилась, оглянулась – прямо за моей спиной оказалась девушка в темно-синей куртке и без шапки.

– Ольга… откуда ты здесь? Извини, я… задумалась, – сбивчиво стала оправдываться я, застигнутая врасплох ее появлением, и неожиданно рассердилась на себя – почему я должна объясняться?

– Ты куда-то торопишься, Саша? – спросила Ольга, стряхивая снег с капюшона куртки.

– Нет… я просто…

– Гуляешь? – подсказала она, чуть склонив набок голову, и улыбнулась.

– Нет, за Соней в садик иду.

– Может, пойдем вместе, нам ведь по дороге?

Я пожала плечами и не ответила, пошла вперед, и Ольга торопливо поравнялась со мной, пошла рядом, стараясь приноровиться к моим небольшим шагам. Она молчала, но я чувствовала, как ей хочется задать мне какие-то вопросы. Но я не настроена была разговаривать, более того – появление Ольги именно сейчас вызвало у меня неприязнь – хотелось побыть одной, подумать, а Паршинцева настырно топала рядом и, похоже, настроилась на приглашение на чашку чаю.

– Саша… у тебя неприятности? – спросила Ольга, решившись, и я резко остановилась:

– Тебе не кажется, что это не слишком тактично – вмешиваться в чужую личную жизнь?

– Я не вмешиваюсь… – смутилась Паршинцева, не ожидавшая подобной отповеди. – Мне просто показалось…

– Вот именно – показалось! Всего хорошего, Оля, я уже пришла, – с этими словами я быстро нырнула в ворота детского сада. Зря, конечно, нагрубила, но сил разводить политес у меня сейчас не было. Хотелось домой, в ванную, потом выпить чашку чаю и забраться с головой под одеяло в спальне. Очередная ночь без мужа представлялась мне чем-то кошмарным – я привыкла к тому, что Сашка всегда рядом.

Увезти вечером Соню к отцу не получилось – дочь категорически отказалась ехать к деду, и я согласилась, справедливо решив, что за ночь ничего не произойдет. Да и мне, если уж честно, совершенно не хотелось оставаться одной в пустой квартире. Все-таки присутствие ребенка заставит меня отвлечься от тягостных мыслей. Накормив дочь ужином, я почитала ей книгу и отправила в ванную, а сама присела на тахту, движимая одним лишь желанием – посидеть в тишине хоть минуту.

Но блаженство прервал телефонный звонок. Это оказалась Ольга.

– Саша, прости, что так поздно, я хотела извиниться перед Александром Михайловичем за то, что не смогу завтра прийти на урок. У меня ночное дежурство, я совершенно забыла…

– Это ты извини, Оля, – прервала я, – я нагрубила тебе сегодня, сорвалась. А Александр Михайлович… – я чуть запнулась, не в силах произнести фразу о том, что муж арестован. – Он… уехал на какой-то слет по единоборствам, – нашлась наконец. – Так что пока тебе придется отказаться от дополнительных занятий…

– О… – растерянно протянула Ольга, и в голосе ее я уловила разочарование и досаду. – Ну надо же… Тогда извини еще раз за беспокойство. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – машинально ответила я, опуская трубку на циновку.

Как долго мне удастся скрывать от Ольги то, что мой муж арестован, как потом я объясню ей, что он невиновен, – все эти вопросы одолевали, и в конце концов я даже рассердилась на себя. Почему, собственно, я должна что-то объяснять и чувствовать себя виноватой? Разве мой Акела преступник? Разве это он убивал этих людей, о которых говорил следователь? А Ольга… ну, что ж, ей придется найти себе другого преподавателя или подождать, пока освободят Акелу.

Соня прокричала из ванной, что она готова выбираться и идти в кровать. Провозившись с дочерью до того момента, когда она, как всегда на полуслове, уснула, прижав к груди принесенного Галей зайца Пушишку, я сделала поменьше свет ее ночника и вышла в коридор.

Полумрак в квартире угнетал, и я включила свет во всех комнатах. Я никогда не боялась быть дома одна, но внутреннее ощущение пустоты, вызванное отсутствием Акелы, погружало в уныние. Взяв толстую книгу японских средневековых дневников, я забралась с ногами на низкую тахту в зале, включила еще и плоский настенный светильник и погрузилась в чтение. Но сосредоточиться на тексте не удавалось, пропажа меча все сильнее беспокоила меня.

«Кто и почему взял меч именно из этой пары? Ведь в той же катана-какэ был старинный меч,