Шестидесятые годы. Великая душа, научившая Бродского прощать, готовится к смерти. Вернее, должна бы была в этом возрасте и готовиться. Еще вернее — быть готовой. Пусть Господь продлит дни всех, даже самых долголетних, но — хоть сколько-нибудь скудненькая, но душа — должна готовиться. Гордыня и безверие так заели Анну Андреевну, что она, похоже, искренне верила, что заслужила бессмертие.
Когда-то ей понадобилось подтверждение какого-то факта из истории 10-х годов, она по телефону попросила приехать Ольгу Николаевну Высотскую, в прошлом актрису, сын которой от Гумилева был ненамного моложе Льва Николаевича. Мы с Борисом Ардовым привезли ее в такси с Полянки на Ордынку. Ахматова сидела величественная, тщательно причесанная, с подкрашенными губами, в красивом платье, окруженная почтительным вниманием, а ее когдатошняя соперница — слабая, старая, словно бы сломленная судьбой. Она подтвердила факт, на мой взгляд, второстепенный — и Ахматова распорядилась отвезти ее домой. Она подтвердила факт — и подтвердила победу Ахматовой.
Конец августа. 1939 год
A.А. сделана операция по поводу воспаления челюсти. В больнице за ней ухаживает О. Н. Высотская.
Это просто так вспомнилось, к слову…
Вот она религиозности напоказ не выставляла, а была она у нее глубокая, внутренняя…
B. Г. Гаршин жениться не захотел, но чувствовал, что этим обидел даму.
И никогда она ему этого не простила. В пятидесятых годах, когда Гаршин уже перенес инсульт, он просил через кого-то прощения у Анны Андреевны. Она ничего не ответила. Тем не менее ему отпустили грех от ее имени. «Он заплакал и лег в постель, — презрительно отозвалась Анна Андреевна, рассказывая мне об этом. А потом, подумав и помолчав, добавила: — И как это можно, самовольно говорить от моего имени?»
В конце пятидесятых — значит, ей было за семьдесят лет. Это — уровень ее мыслей перед смертью.
Сироты — по определению братья. Почему же двое из ахматовских сирот так бешено ненавидят третьего? Почему она не научила их любить брата? Если она научила Бродского прощать, почему она не научила тех прощать чужую славу?
Она не простила никому: ни Гаршину, ни Ольге Высотской, ни Маковскому, ни Советской власти, ни Муру за то, что Цветаева не любила ее стихи, — не простила никому и ничему. Этого Бродский не мог не знать. Неужели даже на этом уровне притворилась? Смирилась она со своей жизнью? — просто потому что просчитала, а не потому что простила.
Религиозность — это наша экспортная статья, духовное золото, как балет, пушнина, спутники. Ахматова ориентирует себя на внешний рынок.
К счастью, ей досталась спокойная старость. Она сохранила способность работать и в последние годы жизни, и в этом ее удача. Удивительно, что всякая передышка пробуждала в Ахматовой не черты зрелости с ее аскетизмом и самоотречением, а молодой эгоизм, страсть к успеху и легкомысленную веселость.
Не очень легкомысленна веселость — отомстить перед смертью. А хоть и мертвому — врагу.
Старый солдат у Лермонтова, с гордостью рассказав о военном преимуществе армии, под знаменами которой он воевал, защищая свое отечество, со служивой обстоятельностью отметив и материально-техническую подготовку войска, и гений военачальников, и надлежащий боевой дух, важно и со знанием дела приводит окончательный аргумент, который оказался, однако, несокрушимым: реальным и необсуждаемым: «Когда б на то не Божья воля / Не отдали б Москвы». Это — так оно и было.
Ахматовой такая простота веры не снилась. Я не говорю о том, что она не могла так качественно выразить это в поэзии — за меру отпущенного таланта с нас на Страшном суде не спросят. Просто у нее не было обыкновенного религиозного чувства. Господняя воля для нее — женские уловки.
Лермонтов не входил в сферу интересов Анны Ахматовой. Говорить о Лермонтове — значит говорить о религии. Там не было ни Натали, ни великих княгинь, а «И в небесах я вижу Бога…» — как это понять? Какой-то флер эпохи — мундиры все-таки — и она дома перед приближенными разыгрывает на пару с великой актрисой Фаиной Раневской сценку Лермонтова с Мартыновым: «Ты говорил за мою сестру, что она б…?» — «Ну».
А ведь развлечения Ахматовой — это не иллюстрация нравов, это — великие проявления «Великой души». Гумилев сказал ей (к счастью — якобы сказал, потому что это только с ее слов): «Ты научила меня верить в Бога и любить Россию». Лермонтов его не научил, а Ахматова научила.
Я пишу свою книгу для того, чтобы никто и никогда не учился у Анны Андреевны Ахматовой.
СИМВОЛЫ РЕСПЕКТАБЕЛЬНОСТИ
Ахматова — это очень культурно. Столько культурных реминисценций, столько имен, столько надо знать. Детям и подросткам — да, надо знать, следите за кругом их чтения. Не оставляйте пробелов. (То, что знает Анна Андреевна, не выходит из круга среднего образования — если не специально написано для конкретного случая.) Взрослым — уверена, что все-таки это чувствуется, об этом только почему-то не принято говорить — все, что пишет Анна Андреевна, она пишет не по велению своего поэтического гения, а всего лишь для произведения эффекта очень культурного текста. Фокус удался.
Волк о в: В стихах Ахматовой, особенно поздних, музыка часто упоминается: и Бах, и Вивальди, и
