На следующее утро скорбный поезд двинулся к стольному Владимиру. Вокруг саней, на которых отправился в свой последний путь Александр Ярославич Невский, скакали дружинники с обнаженными мечами. Так приказал воевода Иван Федорович. Князь был воителем, и честь провожать его принадлежала воинам!

Митрополит, епископы, бесчисленное черное и белое духовенство, удельные князья, бояре и воеводы, дружинники великокняжеских полков, владимирские горожане, смерды из окрестных сел и деревень встречали своего умершего владыку у Боголюбова.

Митрополит, подняв над головой сверкающий драгоценными каменьями крест, возгласил:

— Чады мои, разумейте, зашло солнце земли Русской!

— Уже погибаем! — горестно загудела толпа…

По заснеженному полю цепью скакали всадники.

Впереди несся на гнедом коне юноша, почти мальчик, в синем суконном кафтане и круглой бобровой шапке, надвинутой на лоб. Большие серые глаза юноши горели охотничьим азартом, правая рука крепко сжимала нагайку с зашитым на конце свинцовым шаром. Он не видел ничего, кроме лохматой волчьей спины, мелькавшей среди бурьяна.

Ветер упруго бил в лицо, из-под копыт летели комья снега. Мелькали кочки, канавы, рыжие головки репейника. Конь храпел, колесом выгибая шею.

Быстрей, быстрей!

Далеко слева на поле выехала еще одна цепочка всадников, отрезая волку дорогу к лесу.

Свист, улюлюканье, торжествующий рев охотничьих рогов.

Зверь заметался, прижатый к крутому скату, прыгнул вверх, стараясь преодолеть неожиданное препятствие и, сорвавшись, с воем бросился прямо под копыта коня. Юноша перегнулся в седле, взмахнул нагайкой.

Волк перевернулся и замер, уткнувшись лобастой головой в сугроб.

Подскакали приотставшие всадники, окружили удачливого охотника. Один из них соскочил наземь, взял под уздцы тяжело дышавшего гнедого коня.

— С добычей тебя, княже!

Юноша гордо улыбнулся, откинулся в седле.

— Матерый волчище… Третий уже… А зима только-только началась…

Из-за кустов выехал дружинник, закричал возбужденно:

— Из-за оврага еще волчий выводок согнали! Поспеши, княже!

Юноша взмахнул нагайкой, и всадники понеслись дальше по снежной целине.

Дружинник указывал дорогу.

Кони, утопая в рыхлом снегу, скатились в овраг. С головы юноши упала в сугроб бобровая шапка. Но он, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, упрямо продирался сквозь кустарник к волчьему логову. И вот уже было видно, как, прижавшись спиной к обрыву, страшно оскалилась в полукольце загонщиков старая волчица.

Юноша спрыгнул с коня, обнажил длинный прямой меч.

Загонщики расступились, пропуская поединщика.

Шаг… Еще шаг… Еще…

Волчица прыгнула. Сверкнул навстречу меч, развалил надвое волчью голову. Уже мертвая, волчица тяжестью своей сбила охотника с ног и рухнула рядом, оросив снег кровью.

Юноша легко вскочил на ноги, нагнулся к поверженному зверю, сжимая в руке меч. Потом улыбнулся, с лязгом бросил меч в ножны и обернулся к своим спутникам:

— Четвертый!..

— Князь Дмитрий Александрович, — обратился к юноше высокий плотный воин, единственный среди охотников полностью оборуженный: в кольчуге, островерхом шлеме, с мечом у пояса. — Не пора ли возвращаться? Далеконько мы сегодня заехали от городища…

Дмитрий нахмурился, проговорил недовольно:

— Вечно ты, воевода Федор, охоту рушишь! А как славно было, как славно!

Затрубили рога, сзывая охотников. Юному князю принесли шапку, отряхнули с кафтана снег. Загонщики проворно рубили березовые жерди, чтобы привязать к ним убитых волков. Ближний отрок Илька держал наготове красный княжеский плащ: проезжая дорога рядом, негоже встречным людям видеть князя Дмитрия Александровича Новгородского без подобающего одеяния!..

К городищу, укрепленному княжескому двору в трех верстах от Новгорода, всадники подъехали уже в темноте — зимний день недолог. Дмитрий подумал, что воевода Федор опять оказался прав, надо было выехать пораньше. Усмехнулся про себя, крикнул ехавшему поодаль Федору:

— Мудрый ты, воевода, аки старец… Только седины в бороде не хватает…

Федор не ответил, только засопел обиженно. Знал он и сам, что казался людям пожившим старцем, хотя только четвертый десяток идет… Видно, заботы прежде времени состарили. Легко ли в такое тревожное время быть сберегателем при молодом князе? Кругом враги… Но раз поклялся на кресте великому князю Александру Ярославичу блюсти сына его — выполнит! В их роду неверных не было. Батюшка Иван Федорович был оберегателем у княжича Всеволода, сына великого князя Юрия Всеволодовича, и сберег княжича в страшном побоище с царем Батыгой под Коломной. Потом воеводой был у отца Невского — великого князя Ярослава Всеволодовича, а ныне вот уже много лет воевода у самого Александра Ярославича. И сына своего благословил на верную службу при старшем сыне великого князя, Дмитрии Александровиче Новгородском. Не порушит Федор до смертного часа этого отцовского благословенья…

Дубовые, окованные широкими железными полосами ворота городища отворились без стука: стража узнала своего князя и в темноте.

Въехав на широкий двор, Дмитрий с удивлением заметил возле коновязей ряды боевых коней, а под навесами, у дверей поварни, возле клетей и изб — множество дружинников в доспехах, со щитами и копьями.

Навстречу князю сбежал с крыльца дворецкий Антоний, молодой и быстрый в движениях переяславский боярин. Заботливо придержал золоченое стремя, помог князю соскочить с коня. Тихонько прошептал на ухо:

— Большой воевода Иван Федорович приехал с дружиной. Более четырех сотен воев с собой привел. Пошто приехал — не сказывает, но, чаю, не с добром — хмур воевода…

Большой воевода Иван Федорович ожидал князя не в просторных сенях, где толпились бояре и дружинники, не в парадной гриднице, предназначенной для приема послов, а наверху, в удаленной от любопытных взглядов ложнице.[47] У дверей ложницы стояли в кольчугах и при мечах старые переяславские дружинники, которые всегда сопровождали великого князя Александра Ярославича в дальних поездках.

«Почему здесь телохранители отца?» — с тревогой подумал Дмитрий.

Иван Федорович тяжело поднялся навстречу молодому князю, склонился в поклоне, коснувшись пальцами правой руки пола.

— Будь здрав, господин Дмитрий Александрович…

Дмитрию стало жутко. Он знал, что большой воевода так обращался только к одному-единственному человеку на Руси — к великому князю Александру Ярославичу Невскому, своему господину…

— Что с отцом? — крикнул Дмитрий, метнувшись к воеводе. Тот склонил седую голову, сказал тихо, печально:

— Великий князь Александр Ярославич Невский, отец твой, преставился в Городце ноября в четырнадцатый день, на Филиппово заговенье…