— Любишь ходить на танцульки? — спросил я.

— Еще как! А как вы догадались? Попадание в десятку! И все же? Интуиция? Обостренная чувствительность? Гвен говорила мне, что вы — медиум.

— Она имела в виду — психопат.

— Нет, она так не говорила. А вы, гляжу, еще и шутник.

— Почему ты так на меня глядишь?

— Инстинктивно вы мне нравитесь. Странно, не так ли? При всем при том, что мы оба завязаны на Гвен, я восхищаюсь вами!

— Восхищайся лучше кем-нибудь другим.

— И снова вы правы. Из-за легко возникающего восхищения у меня было много неприятностей. Я подвержен дружбе. Думаю о людях всегда хорошо. И люди этим пользуются. А вы знаете, что очень долго я думал, что любой, кто улыбнется мне и пожмет руку, — мой друг. Но я перестал быть «легковерным американцем». Так меня называл Чет. Я научил себя быть подозрительным. Это не в моей натуре, но что поделать. Здесь сложности — не начать подозревать слишком рано… в общем, моя точка зрения следующая: в жизни надо разрешить одну проблему — внутри себя попробовать стать чувствительным, снаружи — жестким. Чтобы быть самим собой.

— Чей ребенок?

— Ее.

— Да, но чей?

— Я не знаю.

— И никогда не спрашивал?

— Если захочет — расскажет.

— Тебе что, даже неинтересно?

— Гвен не любит болтать языком.

— Может, он — твой?

— Вы не поверите, но до сих пор у меня с Гвен не было сексуальных отношений.

— Но ты же ночуешь у нее.

— Иногда ей не хочется быть ночью одной.

— Ты спишь в той же комнате, что и она?

— Иногда. Я сплю на раскладушке. Той, что в углу стоит. А теперь угадаем, как вы об этом узнали?

— Я — медиум.

— И снова шутите.

— Ты не возражаешь, что я задаю такие вопросы?

— Пока нет.

— А как ты умудряешься обходиться без?..

— Обходиться без чего? Вы не поняли меня. А-а, вы это имели в виду! Она — необычный человек. Ни на кого не похожий. Я, в свою очередь, тоже. И нам наши отношения нравятся именно такими.

— Ты хотел рассказать мне про это?

— А вот сейчас вопросов довольно.

— О’кей.

— Я надеюсь, что однажды я останусь с ней навсегда. А что до остального… Пока очень запутанно. Но эта девчонка — для меня.

— Удачи тебе.

— Я не верю в удачу. Я верю в терпение.

— Вижу.

— И в понимание людей. Хотя я и скучен, если сравнить с кем-нибудь. С братом, к примеру. Я не могу много дать. Но одного у меня не отнять. Я решил взять Гвен под защиту. Ей нужен кто-то типа меня. А что до меня самого — я уже был женат, поэтому не тороплюсь. Ей необходимо время на утряску и притирку. И она старается. Вы заметили, как она изменилась?

— Да, что-то есть.

— Это заняло долгое время. Разумеется, и сейчас она иногда становится опасной. Для себя. Я слежу за окнами и ножами. Какое отличие от тех дней, когда я только встретил ее! Отныне моя цель жизни — помочь ей обрести себя.

— Это нелегкая задача.

— Но я верю, что справлюсь. Терпение и труд — все перетрут. Верь — и произойдет чудо. Эта девчонка — настоящий клад, а с первого взгляда не разберешь. Умна как дьявол, впрочем, вы это и так знаете. Буду откровенен. Сначала — вы ее мучили, потом — мой брат Чет. И ни один из вас не сделал ей ничего хорошего. Я пришел к нему как-то. Он кричал на меня… переступая границы приличий… пришлось мне подучить его кулаком…

— Ты его избил?

— Пришлось. Я не хотел, чтобы их отношения продолжались.

— И?..

— И они прекратились.

— Может, Чет и прав, может, она сама…

— Мне плевать, чем она там ему не угодила! Больше ее никто не обидит. — Он мягко улыбнулся, глядя на меня.

— Чей ребенок?

— Я уже сказал, что не знаю.

— И тебя не?..

— Абсолютно. Он — ваш?

— Я тоже не знаю.

— Он — ее ребенок. Остальное не имеет значения.

— Может, она тоже не знает. — Я рассмеялся.

Он нахмурился.

— Смешно? — сказал он. — Но такие вещи разрывают девчонок ка куски. Пожалуйста, не приходите к ней больше.

Я взглянул на него. Лицо Чарльза выражало решительность.

— Будет очень жаль, если вы к ней придете, — сказал он.

— Обещать не могу.

Он допил свой «Александерс», нахмурился, уставившись на стол.

— О’кей, — наконец произнес он.

— Что о’кей?

— Это значит, чему быть — того не миновать.

Он еще раз изучающе посмотрел на меня, повернулся и позвал официанта.

— Тебе никто не говорил, — сказал я, когда он надел пиджак, — что ты — вылитый Хаггерти, атташе по делам Эйзенхауэра?

— Я похож на Оскара Хаммерштайна. Вы знаете, кто он?

— «Оклахома».

— Правильно. И другие мюзиклы. — Он замолк. — Не думаю, что Гвен полюбила бы такого бессовестного негодяя, каким вы прикидываетесь. Я не слишком прямолинеен?

Подошел официант.

— Еще минуту? — спросил меня Чарльз.

Когда я кивнул, он, вместо того чтобы расплатиться, заказал еще пару.

— Оскар Хаммерштайн — мой идеал.

— Мне как-то не пришло в голову, что ты можешь быть с ним знаком.

— Я был вторым помощником электрика на первой записи «Король и я».

— Хм, вот как! Я и не знал.

— Не надо делать из меня идиота, мистер Арнесс! Я вовсе не дурак. — Он быстро оправился от