То же понимание справедливости и истины, то же понимание империи, то же понимание морального и духовного божества…

Конечно, Кир, основываясь на принципах, которые вдохновляли Заратуштру, освободил народы, чего пророк не мог предвидеть. Однако идея справедливости, проповедуемая Заратуштрой, явно нашла свое политическое продолжение в деятельности великого царя. Конечно, для достижения немедленного результата Киру приходилось порой отделять политику от религии. Но от ассиро-вавилонян он узнал, что великий царь всегда убежден: власть ниспослана ему сверхъестественной силой. По Заратуштре, великую битву между светом и мраком, между силами добра и силами зла судит сам человек, человек, наделенный доброй волей и мудростью. Политическая и религиозная деятельность Кира была близка такому миросозерцанию, не так ли? Разве гуманизм великого монарха не соответствует этому основополагающему учению пророка?

От Анахиты — к Митре, от Митры — к Мардуку, признав обязательное господство Ахурамазды, Ахеменид открыл путь к монотеизму.

На берегах Окса уже работали строители мостов. Персидская армия вот-вот должна была переправиться через реку и захватить страну массагетов. Несколько понтонов были уже готовы, и никто не сомневался, что, подобно многим правителям, гордая царица Томирис скоро будет побеждена этими всадниками и пехотинцами, покорившими мир.

А она, отказавшись выйти замуж за Кира и видя неминуемое нашествие, послала великому царю гонца с посланием, содержание которого донес до нас Геродот: «Кончай свою затею, ты ведь не знаешь, чем она для тебя обернется. Кончай, командуй своими подданными, а нам дай править теми, кем мы командуем. Но ведь ты не захочешь прислушаться к моим советам и ни за что не согласишься оставить нас в покое. Так что, если уж тебе так хочется помериться силой с массагетами, заканчивай работу над понтонами и переправляйся в нашу страну, дав нам три дня, чтобы удалиться от реки. Или же, если предпочитаешь принять нас в своей стране, сделай сам, что я сказала».

Первая реакция Кира и его соратников была согласиться с предложением царицы массагетов и завлечь армию противника на свою территорию. Персы готовы были отправить ответ в этом смысле, когда Крез высказал противоположное мнение и сказал Киру: «Вот чем ты рискуешь, если мы согласимся принять противника на нашей территории. В случае поражения ты проиграешь не только битву, но и всю империю, так как ясно, что массагеты, обрадованные победой, не отступят, а станут наступать на твои провинции. Если победишь, то победа будет полной только в случае, если, перебравшись на территорию противника, ты, победитель массагетов, будешь преследовать их по пятам, ибо в этом случае я переверну то, что говорил только что: победив армию, ты будешь преследовать ее вплоть до середины империи Томирис. Независимо от этих соображений, было бы стыдно и недопустимо, если бы Кир, сын Камбиса, отступил перед женщиной и оставил бы ей территорию. Так что теперь мое мнение: переправиться через реку и преследовать отступающих массагетов»[133].

Кир, редко менявший мнение, согласился с мудрыми словами бывшего царя Лидии. Итак, царице Томирис предложили отступить, чтобы битва произошла в чистом поле. И армия персов переправилась через Оке без боя.

В первую ночь, проведенную Киром в стране массагетов, ему приснилось тревожное сновидение. Он видел во сне сына Гистаспа, юного Дария, с крыльями за плечами, причем одно крыло покрывало Азию, а другое — Европу. Из этого Кир сделал вывод, что принц замышлял заговор против него, и приказал Гистаспу вернуться в Персию и держать Дария в своем распоряжении. Прежде чем покинуть лагерь, отец юноши, якобы плетущего заговор против великого царя, торжественно заявил: «О царь! Пусть никто из персов не пожелает устраивать заговор против тебя, а если такой найдется, пусть погибнет он немедленно; ибо ты сделал персов свободными, тогда как до этого они были рабами, и благодаря тебе они командуют всеми, а не гнут спину перед чужаками. Если сновидение говорит тебе, что сын мой замышляет недоброе против тебя, я выдам его тебе, чтобы ты сделал с ним все, что пожелаешь» [134].

И Кир вернулся к делам, более близким: к войне с массагетами. После трехдневной погони по враждебной стране, опять же по совету Креза, он решил поймать в ловушку Томирис. Он велел приготовить большой пир и много вина для горстки своих солдат, которых оставил на месте, а сам и большая часть армии отступили на большое расстояние.

Массагеты попались в ловушку: они убили несколько персов, оставленных там, и всю ночь пили и ели, полагая, что под командованием Спаргаписа, сына царицы Томирис, одержали окончательную победу над Киром. Но через несколько часов, на рассвете, армия великого царя вернулась, перебила массагетов и взяла в плен их незадачливого командующего.

Царица Томирис, взбешенная поражением, а главное, пленением сына, тем не менее предложила Киру с почетом удалиться из страны. Но не смогла удержаться, чтобы не указать на роль вина в его победе, добавив, что Кир не раз прибегал к этому приему в войне с вражескими армиями. Сам он, не пьющий ничего, кроме воды, стал мишенью презрения гордой царицы, ведь ею двигал тот же дух, что вдохновлял когда-то юного царя Аншана: «Кровожадный Кир, не гордись тем, что произошло, ибо сына моего ты победил не в честном бою, а отравой, какой вы напиваетесь до того, что из уст ваших вылетают мерзкие слова. Дам тебе совет и прислушайся к нему: верни мне сына и уходи из этой страны, тебя не тронут, хотя ты нанес ущерб, уничтожив треть армии массагетов»[135].

Кир не придал значения словам царицы. Он готовился дать битву. К тому времени Спаргапис, проспавшись и поняв, в каком положении он оказался, стал умолять великого царя отпустить его. Добрый по природе, Кир согласился. Едва освободившись от пут, сын царицы наложил на себя руки, что очень огорчило Кира и вызвало великий гнев Томирис…

И разгорелась битва, невиданная по масштабам. По словам Геродота, никогда в античной истории не было такого кровавого сражения «между варварами». Обе армии сперва держались на расстоянии, а тучи стрел летели с обеих сторон. Когда кончились стрелы, началась такая яростная рукопашная схватка, какой никто не знал до тех пор, словно противники сознавали, что от исхода боя зависела судьба мира…

Маятник победы раскачивался то в одну, то в другую сторону. Все с новой и новой силой противники то наступали, то отступали. Но вот настал момент истины. В рядах персов наступательный пыл ослаб. И сам Кир, казалось, отяжелел и словно устал больше, чем когда-либо…

А массагеты Томирис, вдохновленные надеждой победить властелина мира, удвоили ярость в стремлении защитить независимость своей родной земли и спасти честь своей царицы, оскорбленной Киром, и отомстить за смерть своего царевича и товарищей, погибших без боя, из-за хитрости и дьявольской силы вина.

Персы и их союзники стали отступать. Последние атаки были все ожесточеннее. Мало кто еще держался на ногах. И вдруг наступила тишина. Бой прекратился. Персы были побеждены.

Вечером Камбис отправился на поиски тела отца. С ним было лишь несколько воинов из царской охраны.

Массагеты же праздновали победу, а Томирис грозила, что, если найдет труп Кира, «утопит его в крови».

В ночной темноте человек десять из тех, кто когда-то завоевал мир, во главе с Камбисом переправились через бурный Оке. Эти люди, не знавшие поражения, уносили с собой останки великого царя, царя стран, того, кто открыл истину власти, кто понял, что хозяева судеб людских подчиняются не только своим желаниям или доброй воле, что они обязаны освобождать народы, и если царь поставлен над людьми, то это для успокоения тревог перед лицом неизвестности, для обеспечения людям благополучия и свободы.

То, что Кир принял смерть на поле боя, что остался он в тот страшный момент без друзей, окруженный врагами, было в порядке вещей… Поражение — дело второстепенное. Жизнь империи продолжалась.