на море разбросала персидский флот. Воспользовавшись изменой в лагере греков, войска Ксеркса опрокидывают эллинов и одерживают победу. Персы входят в Афины, огню преданы святилища на акрополе, как и другие храмы и жилые дома…
У греков остается надежда победить на море. Их флот сосредоточивается в Саламинском проливе. Там, на берегу, взобравшись на возвышение и восседая на походном троне, Ксеркс стал свидетелем победы греков и полного разгрома морских сил персов. Великий царь потерял треть своих войск.
И на этот раз поражение персов не имеет решающего значения. Вся Греция оккупирована армией персов, сопротивляющихся почти нет… Но Ксеркс, под впечатлением поражения в Саламинском проливе, возвращается в Азию. Он предлагает грекам мир, но получает отказ и возобновляет наступление. Терпит поражение при Платеях, его флот разбит в Микале, близ Самоса. Разгром. Европа окончательно отбрасывает азиатов за Геллеспонт…
Переправляясь через Дарданеллы, отделяющие молодую Европу от тысячелетней Азии, Дарий не просто совершил победоносный акт, он опрокинул мировой порядок, чего никто до этого не делал. Перебросив мост между двумя континентами, Ахеменид вышел из своего пространства в чужое. Кир погиб, переправляясь через Оке, чтобы напасть на массагетов. Когда Ксеркс попытался соединить берега Геллеспонта, он был окончательно побежден. «Это нарушение в пространстве является также нарушением божественного пространства и агрессией по отношению к богам».
Фемистокл, возглавлявший партию демократов и советовавший афинянам направить всю свою энергию на строительство флота и построивший порт в Пирее, торжественно заявил на следующий день после победы в Саламинском проливе: «Ревнивые боги и герои не захотели, чтобы один человек правил и Азией, и Европой».
Из деяний Ахеменидов, сменивших Ксеркса, — Артаксеркса I, Дария II, Артаксеркса II, Артаксеркса III и, наконец, Дария III, — история сохранила одни и те же уроки: подавлять бунты, расширять границы, освобождать народы, править государством, развивать экономику, приносить богам дары, а величайшему из них, Ахурамазде, должное поклонение и, наконец, главное — уважать в лице царя представителя высшей власти, сниспосланного на землю, чтобы дать людям свет своей мудрости. Всем хотелось прослыть потомком или наследником Кира, но никому не удалось осуществить полностью старую мечту о свободе для всех народов, вдохновлявшую первого великого царя…
Когда Александр Македонский предпринял свой безумно сложный поход, приведший его к воротам Китая, он хотел примирить людей Европы и Азии. Но едва ступив на азиатский континент, он уже не принадлежал истории только Греции, а стал еще и важнейшим звеном истории персов. Оказавшись втянутым в игру царей Востока, он стал их учеником, ставленником, орудием. Но был ли он ясновидцем?..
Покидая свою страну в возрасте двадцати лет, Александр видел себя в роли полководца, призванного покорить Восток. Никто из его соратников и тех сторонних людей, кто поддержал его кампанию, не сомневались, что вдохновляла его в этой авантюре военная задача, что больше всего он хотел отдалить от своей родины опасность персидской экспансии и что целью его было покончить с главным источником опасности — варварами, угрожавшими молодой греческой цивилизации.
Однако едва Александр переправился через проливы, новые политические реалии стали смутно подсказывать ему, что его предвидениям не суждено осуществиться. Через несколько месяцев после первых переходов по азиатской земле сын царя Филиппа понял, что он не будет царем по образцу тиранов, правивших в Греции. Он станет монархом, но по образцу владык Востока, в обстановке пышности и загадочности.
Чтобы убедить тысячу и один народ, над которыми он рассчитывал установить владычество, ему придется прилаживаться к местным привычкам, одеваться в нарядные одеяния царей Востока и подстраивать свое поведение к этикету ассиро-вавилонских монархов. Незаметно, потихоньку душа македонянина поддалась идее, чуждой народам Европы, а именно что только сверхчеловеческая сила может дать царскую власть. Александр открывал для себя, что царь получает власть от неба; ни сила оружия, ни мудрость, ни ум не позволят ему завоевать странную землю, по которой он ехал, где нет царствования, помимо божественной воли.
Юный военачальник должен был, таким образом, забыть важность одобрения и доверия, которое ему оказывали его сограждане в соответствии с его храбростью и воинским умением; главное же — чтобы он включил в свое мировоззрение новое отношение к божеству. Греческие боги были слишком многочисленны, разнообразны и наглядны, чтобы внушать подобную идею власти. К тому же они вовсе не претендовали на то, чтобы руководить поведением людей или лепить их по подобию своему. Сократ, Платон и даже Аристотель, наставник Александра, исследовали главные правила мудрости вне всякой теологии.
Александр, как и весь его народ, неясно представлял себе единосущность божественного, тем не менее вдохновлялся таким мировоззрением и старался примирить две великие традиции, которые господствовали каждая на своем континенте, словно поделили между собою весь мир. А политическое и культурное единство, о котором мечтал завоеватель, было возможно лишь при условии, что Запад воспримет теологические концепции Востока.
Культ Ахурамазды под растущим влиянием учения Заратуштры постепенно вытеснял другие божества. Единобожие завоевывало умы. Несмотря на глубокое стремление к политическому единству, несмотря на открытие для себя природы царской власти, произошедшее вскоре после перехода через Дарданеллы, Александр не мог примирить концепции обеих цивилизаций в отношении божественного. И потому возникли раздвоение и тревога, которые не покидали юного воителя до самой его смерти в Вавилоне…
И умер он в городе Великой башни от лихорадки, а не на поле боя, в центре Востока, а не в родной Македонии. Вавилон овладел им не для того, чтобы победить, а чтобы поглотить его в загадочном своем величии, как это сделано было с Киром, когда он впервые вступил в этот город в зените своей славы. И могилу Александра замкнули боги Вавилонии, такие чужие богам Греции.
После первых же набегов персов на континент греки поняли, однако, что бог, культ которого провозглашали персы, стоял выше их местных богов. Эти последние были привязаны к каждому городу, к каждой деревне, к лесу, тропинке, роднику, реке, к каждому проливу моря. Бог персов, наоборот, был одновременно материальным и духовным, он господствовал над другими богами, и преклонение перед ним являлось ключом понимания Вселенной. Так, жрецы Аполлона всегда поддерживали армии Дария, они помогали персам материально и морально, надеясь, что в Греции победит религия потомков Кира. Быть может, они помнили о бережном отношении великого царя к служителям Аполлона в центре Лидии, в Магнесии?..
Александр своими неслыханными победами, приведшими его в центр Азии, быть может, остановил наступление на Европу мировоззрения, первыми распространителями которого были цари Аншана и которое Ахемениды едва не привили по ту сторону проливов? Александр не смог осуществить это богословское объединение, необходимость которого предвидели персы. Из-за отсутствия восточной точки зрения на божественное, политическая организация, мужество на войне, чистота нравов, воля к единству и философская мудрость, составлявшие часть планов Александра, не смогли позволить ему осуществить свою мечту. Куда бы ни пошел он в своей огромной империи, куда бы ни привели его кампании и походы, всюду Александр натыкался на это стремление к божественному единству, завоевывавшее мир надежнее, чем его армии…
Александр явился в долину Пасаргад, в бывший лагерь персов, поздно вечером. Он остановился перед могилой Кира. Массивный саркофаг был установлен в небольшом храме, на золотой пластине, положенной поверх цоколя, насчитывающего шесть ступеней. И хотя маги охраняли его уже давно, памятник был поврежден. Македонянин повелел закрыть вход в храм тяжелым камнем. Затем в сопровождении своего историографа, Аристобула, он вошел в помещение, где покоился основатель Персидской империи.
Эпитафия, начертанная неизвестно кем, казалось, была обращена к человеку, который придет издалека и по своим заслугам будет сравним с тем, чьи останки хранились в саркофаге. Напомнив о своем царском титуле Ахеменида и о том, что он сделал на благо персов, Кир, казалось, хотел сказать, что после него никто не сможет повторить то, что он совершил.
