- Он использует тебя, Зелея!

Очередная попытка вырваться, завершившаяся тем, что наши тела вновь соприкасаются, и игнорировать вспыхнувшее желание было бы почти невозможно, если бы не одно 'но':

- Вы многого не знаете обо мне, лорд Равеяр, - я взглянула в его темные глаза, - и многого не знаете о Саерее. И в отличие от вашего вспыхнувшего чувства, которое вы столь торопились удовлетворить, Саерей годами ждал меня. И пусть я не испытываю столь острой физической потребности отдаваться ему, как это происходит с вами, но я испытываю сильнейшую моральную потребность быть рядом с ним, потому что… люблю, ценю, уважаю и бесконечно восхищаюсь им. Им - способным консолидировать власть в государстве, им - ценящим меня как личность, как человека которому доверяет, а не вами - способным лишь на удовлетворение сексуальных потребностей!

Он грустно улыбнулся и на выдохе произнес:

- Расскажи…

Что сказать ему, мужчине сжимающему мое обнаженное тело? Мужчине, чьего вспыхнувшего вновь желания в этой позе нельзя было не заметить. Мужчине, который как это не было бы печально, являлся моим врагом не по прихоти или капризу, а в силу жизненных обстоятельств… Я не знаю как он, а мне хотелось услышать правду.

- Без игр, без лжи, и без притворства, Лорд-каратель, ответьте мне лишь на один вопрос - Что дальше? Что будет дальше, со мной, с вами, с моей страной?

- Их три, - лигеец грустно улыбнулся.

- Чего три?

- Вопроса, Зеля, их три.

Над нашими головами загрохотало небо, вновь начался дождь и костер зашипел, едва холодные крупные капли устремились вниз. Я ощущала дождь как-то отстраненно, и даже ледяные ручейки, стекающие по плечам и спине, не могли вырвать из этого странного оцепенения. Как вспышка пришло воспоминание о том, что дождь уже был, потоки воды падали на наши тела, а я… даже не замечала их, оглашая стонами остатки некогда величественной крепости.

- Ты нужна мне, - вдруг прошептал Равеяр, - и я не знаю почему. Никогда и ни к кому я не испытывал подобных чувств, эмоций, желаний. Твои глаза как расплавленное золото выжигают меня, Зеля. Посмотри на меня, женщина, я не молод! Я не юноша, мечтающий о первой женщине, я мужчина утративший разум в желании обладать женщиной, что уже принадлежит другому… другим… Сколько их было в твоей жизни, Зелея? Я готов мучительно убивать каждого!

Капли дождя упали на мое лицо и ручейками слез устремились вниз.

- Нет слов, чтобы выразить каких трудов мне стоило сдержаться и не убить Саерея в то утро! Его запах был на тебе! Его прикосновения ты воспринимала, как преданный пес воспринимает прикосновения хозяина - с радостью. И я видел это! Я видел все и даже немного больше…

- Не надо… - то утро в клане и я не могла забыть, - не нужно обвинять меня в желании принадлежать ему! Да, я провела ту ночь в его объятиях! И после той ночи, было еще так много ночей, в которые мы сплетали наши тела, потому что Саер все для меня. И этот разговор ни к чему не приведет…

Дождь усиливался. Костер шипел и хрипел, умирая под лавиной небесных слез. Вспыхнула молния, на мгновение осветив наши сплетенные тела, убогую обстановку разрушенной крепости и окаменевшее от услышанного лицо мужчины, который сжал сильнее. Рывок и я вскрикнула, почувствовав его внутри. Это ощущение нашего единства, было почти болезненным, но пальцы уже сжимали сильные плечи, тело изогнулось, в желании ощутить его полнее, сильнее, резче. А дождь падал на лицо, стекал по груди, животу, словно пытался погасить это безумие так же, как погасил уже мертвый костер. И когда мои крики стали громче разбушевавшейся грозы, я услышала тихий голос лигейца:

- Ты… забудешь обо всех! Только я. Только со мной и… - сияние, то самое, которому не было места в природе, голубоватым мерцанием окружило нас, - в твоих детях будет течь моя кровь…

Я не слышала остального, я слушала грозу, слушала, как потоки воды устремляются вниз, как гудят оползни, срывая со скал редкие деревья… Я прислушивалась к ветру, словно ставшему исполинским великаном и пытающемуся разрушить наше убежище ударами, от которых сотрясались полуразрушенные стены… Я внимала стихии, этой удивительной силе, что заставляла дрожать величественные горы… Впервые в жизни я ощущала себя частью стихии, отдаваясь ее силе и мощи, растворяясь в ней без остатка, забывая обо всем, не ощущая собственного тела…

Дождь прекратился на рассвете… Ночь унесла с собой безумство природы, и отголоски грозы были исчезающим напоминанием о непогоде…

- С тобой невозможно спать, - простонал Лорд-каратель прижимаясь сильнее.

Я тяжело дышала, ощущая, как медленно отпускает упоительное чувство, от которого сладко ныло все тело. Мне было так хорошо, и одновременно так плохо…

- Ненавижу тебя, - это был почти стон.

- За что?- губы, что сводят с ума, начали ласкать обнаженные плечи. - За то, что люблю? За то, что не могу без тебя? За то, что готов на все, чтобы быть рядом? За то, что в моих руках ты вспоминаешь как это быть женщиной, а не… чиновником? За что, Зелея?

Неподалеку раздался крик совы. Я так хотела услышать его, я так ждала его, а сейчас…

- Нужно спускаться, - я села, обняв руками колени.

- Нет, - Равеяр лежал на спине, положив руки за голову, и с улыбкой смотрел на меня, - я слишком устал сейчас… чуть позже.

Красивый, сильный, расслабленный и такой желанный. Глядя в его теплые карие глаза, я понимала, что он стал первым мужчиной, чьи ласки с каждым разом были все желаннее. И разум отступал, едва наши тела сливались… сливались в столь упоительном совершенстве, словно лигейца создали для меня…

- Я люблю тебя, женщина с янтарными глазами, - произнес Лорд-каратель. - А ты не равнодушна ко мне, Зелея.

- Так уверен?

- Твое тело говорит больше, чем тысячи слов, - он потянулся, и уложит в меняна свою грудь, прошептал, касаясь губами виска. - Я подарю тебе весь мир, моя златоглазая рысь. Я буду любить тебя сильнее, чем когда-либо мужчина любил женщину. И я буду верен тебе и нашим детям до последнего вздоха, разве тебе этого мало?

- Нет, - я обняла его, понимая, что это в последний раз.

- Правда?

- Нет…

- Не веришь?

- Было бы глупо верить обещанию, данному уставшим после ночи любви мужчиной. Сейчас ты готов подарить весь мир, но что будет завтра…

Снаружи раздался едва слышный шум. Равеяр напрягся, приподнялся и начал прислушиваться к звукам. Шум не повторился, и, расслабившись вновь, лигеец осторожно переложил меня на куртку, каким-то чудом оставшуюся сухой после ночного потопа.

- Ты не понимаешь, Зелея, - ласковые губы коснулись моих опухших после страсти, - я не разбрасываюсь словами. Все сказанное мной - клятва. Клятва, данная моей женщине. И каждое слово - правда! Каждое данное тебе обещание - станет правдой! - его глаза словно затмили весь мир. - Люблю тебя, - прошептал Равеяр, - и буду любить всегда.

Мир вновь растворился в его прикосновениях… чтобы разбиться повторным криком совы. Настойчивым, требовательным криком.

- Я, - торопливо отвернувшись, - я… мне нужно выйти… я быстро.

- Там скользко, - но отпустил, позволил подняться. Поднялся и сам, осторожно надев на меня куртку. - И мне не понравился шум, возможно, бродит горный лев.

- Утром? - я скептически взглянула на лигейца. - Это Араве, здесь нет крупных хищников.

Обойдя его, направилась к выходу, торопливо всовывая ладони в широкие рукава. Но подойти к зияющему пролому в стене, Равеяр не позволил. Догнал, задвинул за спину и замер, напряженно прислушиваясь.

Там, за искореженной стеной птичьим разноголосием звенело утро, слышался шум ветра,